— Что это вы со мной сделали? Я не узнаю себя.
— Я ничего с вами не делал. Я дал укол, а нос усох сам по себе.
— Нос усох, а с нижней губой что сделалось? Она вздулась так, будто её изнутри накачали воздухом. Такая губа бывает у персидской красавицы. Вы за свои проделки ответите, чёрт бы вас побрал!
Доктор пожал плечами и направился к выходу. Гонорар, на который он рассчитывал, лопнул в один момент.
Позвали другого врача. Тот никогда не видел Флокса и потому нос хотя и показался ему безобразным, но он про себя подумал: бывают и такие носы. А Флокс, с мольбой оглядывая врача, ныл:
— Плохо, мой друг! И голова болит, и нос. А-а?.. Доктор делал примочки и заставлял Карину держать мокрую вату у больного носа. Накапал снотворных, и Флокс вновь задремал. Но утром в комнату, как сумасшедший, влетел Дэвид Браун. Что-то зашептал на ухо врачу.
— Что вы там шепчете? — приподнялся Флокс. — Неприятность в банке? Говорите быстрее!
Дэвид подошел к нему и тихо, трагическим голосом проговорил:
— Кто-то перевел в Россию все вклады новых русских.
— Как это перевел? Как это все? Я не переводил. Но, может, ты переводил?.. Может, она перевела? — кивнул на Карину. — Включите компьютер!
С трудом поднялся, жёны набросили на него тяжелый бархатный халат, повели к компьютеру. Толстые пальцы банкира забегали по клавишам пульта. На экране открылся каталог: «Россия». Не тронуты старые вклады — дробные и тощие: семь тысяч долларов, восемь, одиннадцать… И — ни одного вклада нового.
Где девять миллионов генерала Гуся? Тридцать миллионов Гальюновского? Сто сорок миллионов Чернохарина?.. Пятьдесят два крупных вклада значилось в каталоге! И нет ни одного, все исчезли!.. Где? Где?..
Экран высветлил текст: «Флокс толстопузый! Не ищи деньги. Я перевел их тому, у кого их украли. Ты получил от меня первый удар. Последуют другие. Не зарься на грязные ворованные деньги. Не можешь быть человеком, так хоть не будь свиньей. Все! Фома с мыса Канаверал».
Экран замигал, заморгал и скоро совсем погас. Флокс, пораженный страшным известием, некоторое время ошалело смотрел на потухший экран компьютера. Машинально, ни к кому не обращаясь, он прошептал: «Фома? Кто он такой? И почему Фома?..»
Пересохшим языком лизнул толстые шершавые губы. Шумно потянул воздух, и — повалился на ковер.
Глава шестая
Марию привезли в белый ажурный дворец, что стоял на склоне невысокого холма вблизи Тигра. Восемь фонтанов окружали бассейн перед главным подъездом. Струи воды поднимались высоко, образуя вверху сплошной серебристый зонт. Тут и там разбросаны скамейки из белого мрамора, а возле цветника из роз на свежезеленой траве удобно и призывно расставлен круглый стол и плетеные кресла. Мария вышла из машины, и перед ней тотчас же, словно из земли, выросла женщина, завернутая в белую ткань. Низко поклонилась гостье и сделала жест рукой, предлагая следовать во дворец.
Прошли залу, ничем не отмеченную, а только всю белую, с камином, с тремя хрустальными небогатыми люстрами и светильниками в простенках между окнами. По боковой лестнице поднялись наверх и тут попали в спальню, из которой одна дверь вела в ванную, а другая — в гостиную. Женщина молча показала все помещения и, ни слова не сказав, вышла. Мария только теперь, оставшись одна, увидела на вешалке цветной халат и под ним расшитые золотом комнатные туфли. Вспомнив, что несколько дней не принимала душ, пошла в ванную. А потом, наскоро сделав прическу, легла на диван и уснула.
Проснулась вечером. В раскрытых дверях стояла женщина в белом. Маша некоторое время смотрела на нее как на нечто неодушевленное, а затем спросила:
— Вы говорите по-английски?
— Да.
— Зачем меня сюда привезли?
Женщина молчала.
— Я могу выйти на улицу погулять?
— Вас ждет хозяин.
— Хозяин? Кто он такой — ваш хозяин?
— Хозяин.
— Логично. И — остроумно. А если я не хочу видеть вашего хозяина?
— Вас ждет хозяин.
— И это понятно. Коротко и красноречиво. А как вас зовут?
— Фазу.
— А сколько вам лет?
Женщина молчала.
— Ладно. Через полчаса приходите. Я буду готова.
И вот они идут по коридору в другое крыло здания. В круглой веранде с видом на Тигр за компьютером сидит мужчина лет сорока-пятидесяти. Он в сером европейском костюме, на хозяина не похож, а скорее оператор-компьютерщик или другой какой служащий во дворце. Заслышав шаги, поднялся навстречу Марии. Взял ее руку, поцеловал.
— Я был у вас в Москве, Ленинграде и в Новосибирске.
Развел руками:
— Летишь, летишь — и нет у вашей земли ни конца, ни края. Вас зовут Мария? Это красиво. Везде, в каждой стране есть Мария. Песню знаете «Аве Мария?»
Маша не отвечала. Была серьезной и даже строгой.
— А вы, извините, кто будете? С кем имею честь?..
Говорила на хорошем английском языке. Два года она жила в Англии и Америке — научилась.
— Я? — удивился незнакомец. — Я шейх, а по-вашему — царь.
— У шейхов бывает имя.
— Да, да, конечно: я шейх Фарид Дауд.
— Цари не крадут людей. И вообще — они ничего не крадут.
Веселое настроение слетело с лица Дауда, как легкое облачко. Глаза сузились и потемнели. И голосом, в котором звенел металл, он проговорил:
— Я никому не позволяю оскорблять себя — даже женщинам.
— Я тоже… не терплю насилия. Отпустите меня немедленно. Я личный представитель президента России.
— Мне сказали, вы — беженка, покинули родину, где вас ожидает смертная казнь. Я хочу спасти вас и предоставить кров.
— Я путешествую и не нуждаюсь ни в чьем покровительстве. Но если вы будете меня задерживать, вы рискуете потерять свое богатство.
— Богатство? Как?.. Каким образом я могу потерять свое богатство?
Последние слова он проговорил глухо, не отходя от компьютера.
— Вот здесь по Интернету… — показывал на экран, — сообщили о катастрофе, постигшей банкира Флокса. Это тоже дело ваших рук?
Мария молчала. Она подошла к окну и смотрела на Тигр. На противоположном берегу был пляж, и там загорали люди. «Наверное, наши — из Европы и России. Своим-то женщинам они не разрешают».
Шейх ей был противен, и она не хотела с ним разговаривать. И даже не смотрела на него. Он, видимо, не знал, что женщины могут держаться так гордо и независимо. И не мог сообразить, как повести себя с Марией.
А Мария, не взглянув на шейха, пошла к выходу. И он ее не задерживал, и никто не помешал ей выйти из дворца и направиться к берегу Тигра. Тут она нашла пятачок белого горячего песка, разделась и улеглась на спину, подставив лицо и тело лучам жаркого южного солнца.
Защитные очки в красивой золотой оправе позволяли Марии разглядывать высоко плывущие перистые облака. Она, как орел, смотрела и на солнце. Безбрежная даль неба навевала мысль о вечном, — о том, что смерти нет и нечего ее бояться. Придет время, она однажды уснет и проснется в другом мире, в другом состоянии, — в той безмятежной, блаженной невесомости, где нет тревог и забот, но где сохранится любовь как единственное и никогда не затухающее горение души. Ведь недаром говорят: любовь это Бог. Она допускает мысль, что в той жизни не будет Мити, она не сможет протянуть руки и погладить его волосы, не услышит дыхания, но он будет с ней рядом, и любовь к нему разгорится еще сильнее, и эта любовь превратит ее в существо, похожее на звездочку или на белую полосу, которую она сейчас видит под солнцем и которая, как ей кажется, плывет на север — в ту сторону, где под синими и еще более глубокими небесами лежит сказочная страна Россия.
Хорошие это были мысли, далеко от печальной и тревожной действительности уводили они Марию, и не заметила она, как подошел к ней Максим Стеблов, бросил на песок полотенце и улегся рядом. И не окликнул ее, не потревожил своим присутствием. А когда Маша его увидела, сказал: