Торговец смерил его с ног до головы опытным взглядом и, решив про себя, что «парень — с простинкой», небрежно отвечал: «Полтинник!»
У Митрия даже дух занялся. Он взял книжку и стал ее перелистывать. Внутри она была еще грязнее и растрепаннее, на страницах были надписи: «от сих и до сих», на полях — разные рисунки и росчерки; видно было, что кто-то в свое время сильно и усердно трудился над нею. Но зато чего-чего там не было! Варяги... Татарское иго... Куликовская битва... Царь Иван Васильевич Грозный... У Митрия тряслись руки.
— Много больно... — нерешительно сказал он. — Ведь она растрепанная...
— А растрепанная — клади назад! Чего ты ее мнешь ручищами-то? — оборвал его торговец.
Митрий сконфузился, вздохнул и, положив книгу назад, отошел. Но через минуту вернулся.
— Ну... вон чего!.. Дядя! Гривенник хочешь?
Хитрый торговец молчал. Книжка ему стоила грош, но торговля что-то плохо нынче шла, и он был не в духе, а парень попался глупый, за эдакую дрянь гривенник дает! так хоть с него сорвать барыш.
— Ну... слушай!... Пятиалтынный!
Опять молчание. Митрий весь даже сразу вспотел, и, как всегда это бывает, неудача только еще сильнее его раззадорила.
— Двугривенный! — крикнул он отчаянно.
Торговец сделал какое-то неопределенное движение... он уже хотел отдать книжку... но поглядел на взволнованного, красного Митюху и раздумал.
— Тьфу ты, пропасть! — сказал он, делая вид, что рассержен. — Ну, чего ты пристал? Чего лезешь? Ты погляди, книжка-то какая! Сурьезная книжка, а ты с двугривенным... Проходи, проходи!.. Читать-то, небось, путем не умеешь, а туда же сурьезные книжки покупать. Э-эх!
Митрий пошел от него как в воду опущенный. Он сам чувствовал, что зарвался и что двугривенный такая громадная сумма, которую он даже и не вправе тратить на свое удовольствие. Торговец провожал его глазами и думал: «Небось, придешь еще!» Он был психолог...
Митрий долго еще бродил по ярмарке, толкался около балаганов, слушал музыку, хохотал над «Петрушкой», глядел на пляшущих вокруг костра цыганок, но мысль о книжке не выходила из головы. Уже стемнело, когда он вернулся на постоялый двор. Кирюха уже давно спал под телегой и так храпел, что на улице было слышно, а подвыпивший Иван все еще никак не мог угомониться и, лежа на телеге, то принимался петь довольно дико и нескладно, то начинал нежно разговаривать с новой лошадью, называя ее «дурачком» и «миленьким». Митрий поискал в телеге, чего бы поесть, но, не найдя, тоже залег под телегу рядом с Кирюхой. Но, несмотря на усталость, ему так и не пришлось заснуть, и он всю ночь напролет проворочался под телегой, думая о книжке и о полтиннике, который прежде представлялся ему таким громадным, а теперь оказывался таким маленьким, на который он прежде думал купить и картуз, и книжку, и перьев, и бумаги, а вышло, что и ничего, пожалуй, не купишь. Эта мучительная мысль вместе с страстным желанием во что бы то ни стало купить книжку не давала ему успокоиться... а тут еще блохи, а тут Кирюха храпит... у Митюхи просто голова кругом пошла. Не мудрено после этого, что под утро он совсем перестал здраво рассуждать и окончательно решил пожертвовать картузом в пользу «Русской истории».
Как только ярмарка проснулась, — проснулись гудки, свистульки, барабаны, шарманки, Петрушки, цыгане, фокусники; проснулись трактиры, кабаки, полупьяные мужики и барышники, торговцы и покупатели, Ми-тюха был уже около книжек. Полусонный офеня, зевая, раскладывал свой товар, Митрий издали наблюдал за ним. «Его» книжки что-то не видать... Вот голубые и зеленые черти выстроились в ряд, а книжки нет... Вот и «Соломоны» наивно вытаращили круглые глаза и завертелись в воздухе — книжки все нет. «Продал»... — подумал Митрий, и сердце у него захолонуло. Не вытерпел, подошел ближе, — глядь, вот она, голубушка, лежит на прежнем месте... Слава тебе, господи!
В эту минуту офеня увидел его и поманил к себе.
— Эй, полупоштенный! Пожалте... Вам чего-с? — предупредительно говорил он, делая вид, что не узнает Митрия. — Эту-с? Пожалте... Полтинничек!.. Книжка — первый сорт!..
— Двадцать пять... — едва слышно вымолвил Митрий.
Торговец с минуту молчал в раздумье, потом вдруг решительно махнул рукой.
— Ладно! Давай деньги! Убыток несу... только для почину уступил. Ну... твое счастье — получай!
Но Митрий уже не слушал его. Он схватил книжку, тщательно увернул ее в платок и побежал чуть не бегом, словно боясь, что его догонят и отнимут покупку. О картузе он больше уже и не думал; картуз, что называется, «улыбнулся»... Поэтому Митрий уже без всяких сомнений и колебаний зашел в первую лавку и на оставшиеся 25 коп. купил пузырек чернил, десть бумаги и пять перьев. Семь бед, один ответ! От полтинника у него осталось ровным счетом 3 копейки!