— Вот незадача-то тебе, а? — сочувственно воскликнул он.
— Незадача! — повторил Филипп. — И ведь как вышло, сам не знаю. Вечор и в поле ходила, и корм ела, ничего, а ноне раздуло всю и лежит. То есть такая беда, не знаю, что и делать.
Они пошли во двор. Посреди двора на голой земле лежала бурая корова, тяжело водя раздутыми боками. Изо рта у нее сочилась слюна, большие глаза были полны слез; изредка она глубоко вздыхала. Над нею стояла Анна и мрачно смотрела на страдающее животное.
— Ишь, лежит! — сказал Филипп с грустью. — Вот соломки хочу подстелить, что же на голом-то ей валяться? Может, и отлежится, кормилица... а подохнет, так все-таки... как следует...
Он отвернулся и высморкался. Тем временем Митрий присел около коровы на корточки; корова повернула к нему голову и замычала жалобно, точно прося помощи. Митрий пощупал ей нос, — весь нос был сухой и горячий; потом он запустил руку под пах, постучал кулаком по вздутому животу, который издал барабанный звук, и вдруг почувствовал, что все это он делает зря, что ничего-то он не знает и не понимает и ничем помочь не может. А корова следила за ним глазами и как будто чего-то ждала от него... Митрий отвернулся от нее и встал.
— Ишь ты, вспучило-то! — сконфуженно вымолвил он. — К коновалу бы надо...
— Был! — отозвался Филипп. — Отлучился куда-то... Я уж ей кладку ставил... да не помогает ничего. Видно, уж одно к одному.
— А может, и того... и выправится... Экое ведь дело-то! Право!.. Ничего мы не знаем... чисто олухи царя небесного! — бессвязно бормотал Митрий.
Все это было плохим утешением, и Митрий сознавал, что говорит чепуху, и оттого еще более терялся. Ему было досадно на свое невежество и беспомощность, совестно за пустословие, а тут еще корова смущала Своим пристальным взглядом. Она точно понимала его мысли и, казалось, думала про себя: «что, брат, и ты тоже ничего не поделаешь? То-то.., а говорить-то мастера... эх, вы!»
— Испорчена она, вот что!—сказала вдруг Анна, выходя из своей мрачной неподвижности.—С чего ей больше подеяться? Испорчена и есть! Кто и испортил—знаю!
— Будя молоть-то! — сурово перебил ее Филипп.— Чего зря болтать... мелет, пустая мельница!
— Ты умен больно! Здоровехонька была корова, ни хвори в ей не было, ничего, и вдруг эдакое дело! А корова-то была какая, сытая да добрая, что твоя купчиха... (Анна всхлипнула и утерла глаза фартуком.) Эдакой коровы во всем стаде не было... вот и позавидовали добрые люди! А все Дунька глазастая, чтоб ей... Поругались мы с ней надысь, она и говорит: ну, говорит, подожди, я тебе сделаю!.. Вот и сделала, ведьма хвостатая! Вечорось вышла я ее доить, кормилицу, гляжу, а она стоит вся будто в росе. Я ее погладила — вся рука мокрая стала... А на ту пору и росы-то не было. Я еще подумала: что-то не к добру это, должно... Ох, родимая ты моя, не встать тебе больше, запричитала и заплакала она.
— А ну тебя... — проворчал Филипп и начал подкладывать под корову солому. — Завыла... на свою голову!
Все замолчали. Слышались только вздохи коровы да всхлипыванья Анны. Митрий стоял в раздумье и не знал, что делать. Вдруг счастливая мысль осенила его,
— Стой, Филипп! — воскликнул он радостно. — Сем-ка я сейчас к учителю добегу, спрошу, может, он чего знает! Я что вспомнил: у Сенькиных лошадь как-то захворала, так учитель дал какие-то камушки белые, ведь отдохла!
— Отдохла?
— Право слово! Сейчас и побегу...
— Ну, беги, что ли! Може, с твоей с легкой руки...
Но Митрий уже не слышал слов Филиппа и почти бегом побежал в школу. Он совсем забыл, что дома его, вероятно, ждут, что он не обедал нынче, что с женой у него вышло неладно. Он думал только об издыхающей корове и о Филиппе, который с этой коровой лишался самой большой части своего состояния. Ведь она на худой конец рублей 25 стоит, а где их взять-то, такие деньги?
Запыхавшись, он подошел к школе и заглянул в открытые настежь окна. Никого не было видно, только где-то слышно было, как плакал ребенок. Митрий покашлял, — никто не выходит. Тогда он решился войти в сени и увидел учительшу, которая с засученными рукавами, в длинном белом фартуке, мыла в корыте белье, а около нее в корзинке сидел ребенок и капризничал.
— А... Дмитрий! — сказала она. — Заходи, заходи, ничего... Ты что?
— Як Андрей Сидорычу.., — нерешительно проговорил Митюха.
— Его дома нет — в город уехал. Тебе книжек?
— Нет... я по другому... — И Митрий рассказал о корове.
Учительша вытерла мокрые руки и взяла на руки плакавшего ребенка.