— А, так у нас есть общие знакомые! — обрадовалась дама. — Значит, это Арнольд вам про меня рассказал?
— Ну… Не совсем, — замялся Сидоров. — Я просто шел мимо и услышал, как вы грустите.
— Да, мне очень грустно, — призналась Митюкова — и голосок ее дрогнул от горькой женской обиды. — Понимаете, Василий, мне совершенно не с кем окотятиться.
— Кхы-гхы, — кашлянул Сидоров и затряс головой. "Однако! — подумал он. — Какая раскрепощенная кошка. Как свободно она обо всем рассуждает!"
Дело в том, что у кошек не принято, чтобы дама так прямо высказывалось по этому поводу. Правила общения дам и кавалеров в кошачьем племени — в отличие от людского — исключительно деликатны и возлагают всю инициативу на котов. Коту предписывается длительное ухаживание, на этот счет существует особая строгая церемония, а кошка все это время должна быть равнодушна и вообще не понимать, о чем там так старается ее кавалер. И уж только потом, убедившись в искренности его намерений и кристальной чистоте помыслов, дама вправе снизойти и удостоить своего избранника знаками отличия и приязни. Но ни в коем случае не сразу! И никакого заикания об окотятивании — это неприлично. Очень неприлично! Оччччень!
Митюкова меж тем продолжала.
— Меня уже очень давно не окотятивали. Понимаете, Василий, я так одинока!
— Но как же одиноки, ведь рядом же Фе… — начал было Сидоров — и осекся.
Фельдман был, конечно, кот очень представительный и мог устроить всякую кошку, самую взыскательную и привередливую. Внушительные профессорские усы, серебристо-синий окрас, родословная, в которой сочетались ветви самых именитых европейских домов. А сколько достоинства в вальяжных движениях! А какой правильный круп! Красавец! А сколько медалей с выставок, включая заграничные! Не кот, а совершенство. Он даже валерьянки совершенно не употреблял. Вот ты, Сидоров, к примеру… Что значит "почти не". Что значит "чуть-чуть при встрече с друзьями"! Ты чуть-чуть при встрече, а он — совершенно не. Есть же разница. Ну, а про содержание, которое мог составить Фельдман самой избалованной кошке, и говорить нечего — оно было способно крепко поставить на лапы потомство самой плодовитой дамы. Правда, для этого даме требовалось поселиться у Фельдмана вместе с потомством, от чего ни одна дама, конечно, никогда бы не отказалась. Но у всех есть свои недостатки, был один такой и у Фельдмана — ему почему-то не хотелось заселять свою квартиру потомством. Не горел желанием. Вот такой малюсенький, пустяковый, крохотный недостаточек. А точнее говоря — изъян. От слова — «изъяли». Давно изъяли, в самой юной юности. Мяукнуть не успел. Под боком у Митюковой жил кот, а порадеть ей не мог. Охолощен был Фельдман.
И Сидоров, поправившись, выразился иначе:
— Но ведь рядом же столько свободных котов, всегда готовых… э… служить даме!
— Ах, Сидоров, — печально вздохнула Митюкова, — вы не понимаете. Мне нужно только настоящее и неподдельное. Я сама такая. Но где теперь коты, способные на подлинное, сильное чувство? Их… — и Митюкова всхлипнула, — их не осталось!..
— Хм… — в смущении произнес Сидоров. Получалось так, что упрек Митюковой шел и в его адрес, и Василий чувствовал и на себе часть непонятной ему вины. — Хм… А почему вы так говорите о котах, дорогая Мура?
А у Муры Митюковой были некоторые причины так говорить о котах. Не так давно ее чела, дама с большими запросами, устроила ей выход в свет. Нет, не на выставку, как вы могли подумать — там Митюковой ничего особенного не светило, поскольку… ну, не будем об этом. А хотя ладно, скажем: экстерьер, а говоря по-простому, стать Муры Митюковой несколько отклонялась от предписанного. Отклонялась в сторону превышения, если быть точным. В общем-то, вполне допустимое превышение, такая симпатичная полноватость, многим вот даже это в дамах и нравится. Но что докажешь этим крючкотворам в жюри? Не пустят на конкурс красоты, да и все тут. Да и родословная какая-то смешанная… но очень хорошая. Очень! Так что выход в свет чела Митюкова устроила своей кошке виртуальный — поместила сделанные на заказ фотографии в приличном месте Интернета, где бывают только самые достойные коты и кошки с лучшими рекомендациями. Сидоров там кустики брачными объявлениями не оснащает — да и зачем ему? А вот Митюкова оснастила — ну, разумеется, фотографии были сделаны самые… как бы это назвать… мастерски выполненные. Смелые такие, раскрепощенные, как сама Митюкова, а требования к котам предъявлялись тоже смелые и очень высокие. Какова же была радость Муры Митюковой (и какова была гордость ее патронессы), когда один интересный иностранный кот откликнулся и изъявил серьезное намерение. Вначале откликнулись, естественно, его челы. Они долго расспрашивали Митюкову-большую о Муре, и убедившись, что это всем обеспеченная кошка из хорошей семьи, сообщили, что вот их кот… ну, в общем, он готов кого-нибудь осчастливить. В смысле — окотятить.
Если вникнуть, то родословной или там обеспеченностью этот кот ничем не превосходил того же Фельдмана, даром что заграничный. Но изъяном Фельдмана он не страдал — по крайней мере, так заявлял он сам и его челы. После этого состоялось знакомство Муры и этого отзывчивого кота — но тоже не очное, а заочное. Вообще виртуальное, все по тому же Интернету. Кот-то был заморский и так просто появиться в доме Муры не мог, да и ей ехать знакомиться было далеконько. Зато он стал звонить Муре по телефону и рассказывал много интересного про свою заграничную жизнь, а еще очень тепло отзывался о самой Муре. И вот, целых полгода каждый Божий вечер звонил телефон, чела Митюкова подзывала свою кошку, Мура укладывалась на диван, прижимала доверчивое женское ухо к трубке, — а оттуда неслось: "Мур-р-ра… амур… лямур-р-р…" Мура иногда так и засыпала под эту заморскую песню, — а невдомек было бедной кошке, что не кот ее поет, а крутится по кругу нарочно сделанная запись, а кот, поганец такой, лежит себе рядом и жмурится, и млеет от собственного голоса. Впрочем, если бы и знала, — все равно ведь приятно, верно? Такая нежность… такие слова… ах-х!.. А челы меж тем тоже созванивались и все согласовывали и уточняли сроки. И согласовали — повезла Митюкова-старшая свою Муру в место, что находилось в аккурат посередке меж Мурой и котом-мурлыкой — а он должен был приехать в эти же дни. Да только не приехал. А звонить-то, стервец, все одно звонил — «амур-р-р» да «лямур-р» — жди, скоро буду. В общем, все нервы вымотал кошке из хорошей семьи — а потом и вовсе пропал — ни весточки, ни звоночка.
— …И я ему отказала, — закончила Митюкова свою горестную повесть — и Сидоров чуть не заплакал от сочувствия к судьбе обманутой Муры.
Но в этот миг из окошечка послышался человеческий голос:
— Мура, что ты делаешь в ванной? Ну, не страдай так, иди на ручки к маме! Пойдем на кухню, я отварила горбушу…
— Василий! Мне срочно необходимо отлучиться! — заспешила Митюкова. — Вы сможете подойти завтра в этот же час?
— Да! Конечно! Смогу! — заторопился и Сидоров. — Приходите!..
— До встр-р-р… — и голос Митюковой пропал где-то там, в необъятных жилых пространствах.
Сидоров еще посидел у трубы и отправился домой, определенно ощущая некую приподнятость. Не в том смысле, что он плыл по воздуху, не дошло до того пока что. Но в глазах его светилось воодушевление, на морде лежала печать задумчивости, а мысли были о Митюковой. Сидоров был кот матерый, и кошки ему в жизни попадались всякие. Но эта… такая странная… такая… м-м-м… раскрепощенная. Окотятиться задумала. Хм. Чего бы проще — прогуляться на улицу, да? А она вот не хочет. Только чтобы искренние, неподдельные чувства. И фотографии в Интернете… И кавалеры иностранные… Да-а… И живет по соседству — а не встречались. Как это все странно.
Сидоров думал о Митюковой сутки напролет и в конце концов начал чувствовать, что в его намерениях стало просыпаться что-то настоящее и неподдельное. Дело тут было вовсе не в брачном вопросе, который он сам же поднимал в своих объявлениях. Объявления эти были данью обычаю, исполнением кошачих приличий, этакой утренней гимнастикой, не более. Настоящая причина была в другом — в сердце Сидорова жила мечта о Небесной Кошке. Где-то два раза в год, ближе к весне и осени, эта мечта оживала и воплощалась в одну мысль, а, выражаясь точнее, думу. Вот тогда-то Сидоров и пускался в брачные объявления, но на самом деле он уже стал понимать, что Небесная Кошка создание неземное, и встретить ее ему не суждено. Не в этом мире. Зато она иногда являлась Сидорову в видениях — и не подумайте, что это были какие-то там пустые грезы, которым Сидоров предавался на досуге, — нет, Небесная Кошка была, как выяснилось, созданием волшебным, и каждое ее видение было связано с чем-то важным. Например, Небесная Кошка сообщала о чем-нибудь приятном или предостерегала от серьезной опасности. А потом эта Вещая Кошка снова скрывалась в сердце Василия Сидорова, некоторое время после он даже там ее ощущал — и так и ходил — с Небесной Кошкой в груди. Так что вовсе не вопросы окотятивания руководили Сидоровым в брачном вопросе, а неземной идеал и высокие устремления. Романтик он был, наш Сидоров.