И вот наконец мы добрались до какой‑то двери, отгораживающей проход в богато обставленную мебелью и задрапированную бархатными шторами ложу, в которой сейчас восседал в кресле, видимо, ректор.
– Лиора! – седовласый, импозантный на вид мужчина поднялся, нет, подскочил на ноги, как какой‑то юноша, и, слегка склонившись, распростер свои объятья. Оказалось, он лишь хотел поцеловать её руку в знак приветствия, что и сделал. К слову, для этого не нужно так сильно склоняться, как он. Но я сделала вид, будто не замечала ничего особенного.
Бабуля моя в ответ лучезарно улыбнулась, невольно вызвав у меня подобную улыбку.
– Приветствую тебя, Вилфрид, – произнесла она гордой интонацией.
Хм, а это странно, обычно в её голосе звучало озорство, в крайнем случае, беззлобная издевка. Но тут…
– Не могу не сказать, как я счастлив лицезреть тебя в нашей академии, Лио! – И, если бы не интимный подтекст в сказанном и хитрый взгляд мужчины в возрасте, я бы и не подумала, что эти двое хорошо знакомы. Настолько отстраненной выглядела моя ба сейчас.
– Ой, да брось! – С этими словами бабушка отдернула руку и слегка засмущалась. Нежный румянец выступил на её щеках. А я онемела от увиденного. Ого! Вот это новости!
Многозначительный взгляд Вилфрида из‑под седых кустистых бровей переместился на меня. И я окончательно убедилась в том, что это ректор академии кристаллисков.
Да, я видела портрет Вилфрида Сторсо фон Дорбена, ректора академии, в которую планировала поступать. Его орлиный, хищный профиль с годами лишь стал еще грознее, а нос еще более крючковатым. Но это отнюдь не портило приятного впечатления от его внешности. А дорогой костюм, сшитый одним из элитных портных, придавал его высокой, величественной фигуре еще больше статности и лоска.
– Да, действительно красавица, вся в бабушку, – заметил Вилфрид. Но тут же опомнился и махнул рукой в сторону ряда стульев, стоящих по двум сторонам от кресла, развернутого к парапету арены. – Дамы. Прошу вас.
К слову, сейчас там уже сидел студент, на вид моего возраста, может, старше. Как назло, он мне смутно кого‑то напоминал. Кого – непонятно, потому как сидел к нам боком. Нет, все‑таки больше спиной.
Но не успела я даже толком подумать над этой головоломкой, как услышала:
– Мы ненадолго, Вил. – Бабушка отказалась располагаться, переводя тему: – Я к тебе по делу.
– Ну конечно же! – воскликнул ректор, хищно сощурившись. – А как же иначе? Люди просто так не ходят в гости друг к другу, не так ли?
Казалось бы, простые слова, а я словно почувствовала в них какой‑то намек. Какой именно, понять не смогла. Но вместо меня это сделала ба.
– Вил, вот только не вздумай закатывать мне сцену ревности. Мы уже всё сказали друг другу. – Она виновато опустила взгляд, а я впервые в жизни так сильно испугалась за свою судьбу. Неужели бабуля в чем‑то виновата перед ректором академии? Ведь он же может и отказать мне в зачислении?!
Ох, только бы не это, только бы…
– Я слушаю, – лицо Вилфрида приняло серьезное и даже какое‑то каменное выражение. А мое сердце совершило кульбит в пятки и обратно. Ведь точно откажет!
– Понимаешь, Мия… – начала было бабушка. А я решила взять дело в свои руки и выпалила скороговоркой:
– Мистер Вилфрид Сторсо фон Дорбен, я очень хочу поступать, а вчера взяла и по глупости надела не то платье, которое… ну, вы, наверное, не поймете. В общем. Я очень, очень и еще тысячу раз очень хочу поступить к вам на обучение! И сегодня так получилось, что я пропустила жеребьевку…
– Хм, – было мне ответом ректора.
А дорогая бабуля погладила меня ладонью по спине, после приобняла за плечи, а уже потом объяснила ректору:
– Вил, это глупое создание надело белое ритуальное платье, не зная его предназначения. Её же мысли с самого детства занимают лишь одни големы, соревнования да ларги, в ловцы которых она и хочет записаться после обучения. А ты сам понимаешь, после ритуала ухаживания и «веселых» ночей ей прямая дорога к пеленкам, горшкам и ночным бдениям над люлькой. Моя же Мия еще совсем ребенок, если не телом, то душой уж точно.
Осознав, как именно только что меня обозвали, я ничуть не оскорбилась, а даже усиленно закивала, втайне надеясь, что этого будет достаточно, чтобы убедить строгого и принципиального на вид руководителя академии.
Но, увы, Вилфрид лишь от души расхохотался и обратился к тому самому студенту, сидящему на одном из стульев.
– Понял, Леофред, твои чаянья и надежды разобьются о скалы Якату по весне, после дождей, – сказал он путаную фразу, смысла которой я в очередной раз не уловила! И меня это откровенно начало злить.