Сначала Мия услышала высокий резкий звук, будто пищит возле уха огромный комар, потом завибрировало дерево, к которому она себя привязала, и земля у нее под ногами. Она обхватила ствол руками, зажмурилась. Казалось, что еще секунда, и мир рухнет под напором страшной силы. Мия передернула плечами: какой-то жучок или паук, а может, гусеница свалилась ей за шиворот, ища спасения. В тот же миг огромная волна упала с неба на землю, захлестнула ее. Мия оглохла и ослепла, потеряла возможность шевелиться. Вода лупила ее, будто огромными палками, отдирала от дерева и, если бы не веревка и «чары Эрли», давно бы унесла с собой, в своем мутном потоке.
«Как там тулукт? Никто не выживет, если не спрячется», – подумала Мия, и это была ее последняя мысль.
Ливень будто вытягивал из нее жизнь – по капле. По капле, еще и еще. Она теряла зрение, она перестала слышать, она не ощущала ни холода, ни голода и мокрой тряпкой висела на веревке. Она старалась думать о тулукте.
Кошка-гора
Мия не заметила, как ушел ливневый ветер, как расчистилось небо и лес наполнился щебетом и шорохами спасшихся существ. Для нее ничего не изменилось. Она по-прежнему не чувствовала себя, у нее не открывались глаза, уши были будто воском залиты. Тулукт долго звал ее, потом нашел, обнюхал, потеребил лапой веревку, фыркнул. Он был тощий и грязный, но он не отходил от нее, все терся о ее безвольно висящие ноги. Мия никогда не узнает, как ему удалось вытащить ее из веревочного кольца. Может, она просто отощала и выскользнула сама, упала на мягкий мох и буковые листья.
Она лежала у подножия спасшего ее дерева, по ней ползали муравьи, пробегали лесные мыши и кролики, однажды проползла змея. Мия чувствовала их, но не могла пошевелиться, чтобы отогнать. Хорошо, что тулукт был начеку. От его когтей, когда он ловил мышей, на теле Мии оставались глубокие царапины, но она была ему благодарна за заботу. Ее забытье не было похоже на сон, наоборот: она почти не спала и очень устала. Она не видела, как день сменяется ночью и как снова приходит рассвет, но умом понимала, что лежит она тут очень-очень давно. Может, она уже поросла травой и мхом. Может, вот так и бывает с теми, кто оказался на Круговой дороге во время ливневой недели.
К ней приходили ее родные. Садились рядом. Мама гладила ее по голове, шептала: «Бедная моя девочка, любимая моя!» Мия беззвучно плакала в ответ. Отец молчал, просто сидел рядом и перебирал ее пальцы. А может, и нет. Мия ничего не чувствовала, но ей хотелось, чтобы папа взял ее за руку. Братья и сестры болтали без умолку, Санди даже читал ей вслух какую-то книгу про китов, а девочки умудрились поссориться и сейчас – за право сидеть поближе к Мии.
И только бабушка ни разу не пришла.
Зато раз сто наведалась та старуха из Контакоры. Приходила и каркала, каркала:
– А я говорила! Говорила! Никто не слушает пряху, всем все равно! Вот узнаешь теперь, узнаешь, где кончаются дороги!
«Ну уж нет! – сердилась Мия. – Моя дорога еще не кончилась! Я не могу остаться здесь. А то так никто и не узнает, что такое ливневая неделя. И еще надо понять, почему не приходит бабушка…»
В один из дней Мия поняла: «Это место убивает меня. Очень медленно и незаметно. Оно высосет меня по капле. Я должна вернуться домой, к морю». И в тот же миг что-то терпкое, вязкое, остро-сладкое, удивительное и невыносимое, как боль, обожгло ей губы. Она почувствовала это что-то у себя во рту, будто первую еду в своей жизни, потом в горле, она ощущала, как жидкое и вязкое спускается по пищеводу, вниз, в живот, как это дает ей силы чуть-чуть приоткрыть глаза, шевельнуть пальцами.
Была ночь, светлая, хоть и безлунная. Вокруг стояла особенная тишина, будто лес освободил место чему-то большому и сильному. Мия увидела, что вокруг нее собралось много тулуктов и все ждут ее пробуждения. Во рту она еще ощущала странный вкус – травяной, терпкий, сладковатый. Огромный тяжелый сосок выскользнул из ее губ, и Мия распахнула глаза.