И тогда Руш взял у меня из рук ключи, открыл одну из камер и вынес оттуда Олу. Вот так вот просто я освободила Этьена и нашла Олу. Все благодаря Рушу. Иногда чудеса просто случаются.
Честно говоря, Олу я не сразу узнала. Она стала очень худой, бледной и металась в горячечном бреду. Руш кивнул, чтобы мы шли за ним.
– Идем с нами, тебя убьют за наш побег.
Руш опять кивнул. Он нес Олу, и говорить тут было не о чем. Оставшиеся заключенные кричали, чтобы их тоже выпустили, но мы лишь ускорили шаг. Меня трясло. Входную дверь мы заперли, ключи унесли с собой – еще немного времени для нас. И тут Этьен сказал:
– Всё, иди домой.
– Ты не выведешь их без меня.
– Это опасно! – закричал он.
– Если ты не возьмешь меня, я убегу сама! – закричала я тоже.
– Мы теряем время, – сказала Катрина.
Ола закашляла.
Этьен выругался и сказал:
– Хорошо. Идем вместе.
И молча пошел в сторону реки.
Катрина схватила меня за руку:
– Ты ведь не всерьез, да? Ты ведь не пойдешь?
– Я не могу тут больше жить.
– А твоя тетя?
– Я… я приеду за ней потом, когда устроюсь на новом месте.
– А я?
Я обняла Катрину так крепко, как могла. Она была тоненькой и маленькой, ниже меня на целую голову. Она всхлипывала мне в плечо, но я ничего не могла поделать, только сказать:
– Я вернусь. И куклу тебе верну. Или пойдем с нами сейчас!
– С ума сошла? – Катрина отпрянула от меня. – Ни за что! Вас поймают! И я уже не смогу вас вытащить! Элоис, ты полная дура!
– И я тебя люблю, – усмехнулась я в ответ.
Катрина развернулась и бросилась бежать. И я тоже, только в другую сторону – за Этьеном и Рушем. Я догнала их и выпалила:
– Мне надо предупредить тетю.
– Нет времени. Где карты?
– Дома. Но я помню наизусть.
– Их нельзя оставлять здесь. Черт!
Какое-то время мы молчали. Наши шаги, тяжелое дыхание Руша, кашель Олы слились с колокольным звоном, возвещавшим о начале нового дня в Рионеле.
– Идите в холмы, – сказала я. – Собирайте всех и ждите у реки за каменным кругом. Я приду очень скоро. Обещаю!
И я побежала домой. Каждую минуту мне казалось, что меня вот-вот остановят, но город только-только просыпался, потягивался, лениво открывал двери и ставни, выпуская сонных торговцев и школьных учителей. Я ворвалась в дом, бросилась в мансарду, вытащила карты; так, теперь к себе, собрать самое необходимое для дальней дороги, где-то был мой школьный портфель, спрячу туда карты, сверху прикрою теплым плащом, туда же смену белья, коробку с красками… Я кубарем скатилась с лестницы и столкнулась с тетей.
– Ты уже встала?
Я бросилась к ней, обняла и очень быстро зашептала на ухо. Я не стала говорить про побег из тюрьмы, я просто призналась, что много лет люблю Этьена, и вот он пришел за мной, но не может показаться в городе, потому что через центральные ворота его не пустили. Что ж… это была почти правда. С его любовью вот только вранье, а так…
– И ты собираешься скитаться по миру с чужим мужчиной, незамужняя, не пойми кто вообще? Элоис…
И тут в дверь дома настойчиво постучали. Мое сердце разбилось вдребезги. Я смотрела на тетю, и в голове у меня шумело.
– Пожалуйста, открой ты, – шепнула я тете Абелин и юркнула под лестницу. Если бы я умела молиться!
Тетя Абелин покачала головой и открыла дверь. На пороге стоял стражник.
– Прошу прощения, госпожа Лесли, но господин судья послал меня за вашей племянницей, у нас такое случилось… вы не поверите, сбежали опасные преступники из тюрьмы, они то ли подкупили стражника, то ли были с ним в сговоре! Ужас такой, где они сейчас бродят, с ума сойти, как представлю, что кто-то может прятать их в городе, среди нас, законопослушных граждан и…
– А при чем тут моя племянница? – перебила его тетя.
– Так это… господин судья говорит, что она одна такая толковая художница, там надо все зарисовать как есть, чтобы проще было потом на суде-то, когда их поймают. Вроде так.
– Понятно. Хорошо. Она еще спит, но я разбужу ее и отправлю к зданию суда. Идите, скажите судье, что она скоро будет.
– Только пусть поторопится, госпожа Лесли, очень уж начальство бушует. Мне-то вот еще повезло, что меня к вам отправили, а другого – к наместнику, вот уж не позавидуешь.
– Да, да, конечно, она придет сразу же, идите.
Я открыла глаза. Все это время я, оказывается, стояла зажмурившись. Тетя закрыла за стражником дверь, помолчала немного, будто принимая решение, и сказала:
– Тебе нельзя сейчас в город.
– Я не могу остаться.
– Я знаю. Подожди. Дай мне подумать.
И тетя придумала вот что: она растрепала мне волосы и повязала платок, а потом набила мешок моей одеждой, а между юбок и блузок положила карты, привязала этот мешок мне на спину и велела согнуться. Она натянула поверх свою старую кофту, а сверху – теплый плащ с капюшоном, дала мне в руку палку. Теперь я была просто сгорбленная старуха в плаще, медленно ковыляющая со своей клюкой. Мы обнялись. Никто не плакал. Тетя прижала к груди мою голову и поцеловала меня в макушку – она делала так раньше, когда я была еще совсем маленькой.