Как только это было завершено, она откинулась в кресле, наблюдая за иконкой, продолжавшей стремиться наперерез курсу “Воительницы”. Расстояние упало до пятидесяти двух тысяч километров, сокращаясь на пятьсот шесть километров каждую секунду. Хонор напряженно ждала, а кроваво-красная отметка врага приближалась к ее кораблю.
Когда другой крейсер повернулся набок, коммодор Андерс Дунецкий грязно выругался. Они повредили этот корабль — серьезно повредили — и он это знал. Но и тот нанес им повреждения куда большие, чем ожидал коммодор. “Ты стал небрежен”, — сказал ему внутренний голос его собственным спокойным и злым голосом. Он слишком долго дрался с конфедератами, позволил себе расслабиться и привык, что вольности сходят ему с рук. Но на этот раз его противник не из Силезии. Он снова выругался, еще более грязно, поняв, кем на самом деле был другой корабль.
Манти. Он атаковал боевой корабль манти, тем самым совершив непростительную ошибку, которую ни одному пирату ли, каперу ли не удавалось совершить дважды. Вот почему тот крейсер успел выстрелить в ответ. Это манти, и он был столь же готов к бою, как и они.
И именно поэтому весь план по привлечению поддержки Андерманцев для Совета Независимой Призмы только что пошел псу под хвост. Как бы не отвлекала Народная Республика на себя внимание Мантикорского правительства, ответ КФМ был неизбежен, как тепловая смерть вселенной.
“Но только если они будут знать кто это сделал, — холодно подсказал внутренний голос. — Только если будут знать, в какую систему посылать свои эскадры. У этого корабля должны быть детальные записи сигнатуры “Анники”. Сравнив эти записи с базой данных Конфедерации они неизбежно нас идентифицируют. Даже если они не получать однозначного результата, Вегенер догадается, кто бы это мог быть, и направит их прямо на нас. Но даже ему не удастся натравить на нас манти без минимальных улик. А единственная улика — в компьютерах этого корабля”.
Только одним способом можно не допустить попадания этих данных в чужие руки.
Коммодор повернулся взглянуть на коммандера Амами. Старпом все еще выслушивал доклады о повреждениях, но Дунецкий в них не особо нуждался. Взгляд на основную схему показал, что весь левый борт “Анники” должен был представлять собой месиво из руин. Меньше трети энергетических орудий и пусковых установок остались в целости. Генераторы гравистены выдавали едва сорок процентов мощности. Но манти должен был пострадать как минимум так же сильно, а его размеры были меньше — а значит и способность переносить повреждения тоже. Более того, у корабля Дунецкого было преимущество в скорости, а мощность импеллера противника резко снизилась. “Анника” была больше, новее, лучше бронирована и более маневренна. А значит у столкновения может быть только один исход.
— Перекат один-восемь-ноль градусов на правый борт, сохранять курс, — жестко сказал коммодор своему рулевому. — Установкам правого борта готовность к стрельбе по завершении поворота!
Хонор наблюдала за перекатом корабля противника. Как и “Воительница”, больший корабль отворачивал поврежденный борт от огня оппонента. Но на этом он не остановился, и Хонор позволила себе почувствовать крошечную искорку надежды. Вот он повернулся другим, неповрежденным бортом и снова обрушил ураган огня на “Воительницу”. Днище импеллерного клина мантикорского корабля без следа поглощало весь этот огонь, но цель была в другом и Хонор это знала. Противник вел тщательно выверенный последовательный огонь, так что что-то постоянно долбило в клин. Если только “Воительница” начнет перекат, чтобы продолжить дуэль, эта постоянная долбежка практически наверняка подловит ее в момент поворота, нанеся повреждения и выведя из строя как минимум часть оставшегося оружия прежде чем у него будет шанс выстрелить в ответ. Это была умная и безжалостная тактика, жертва изящества в пользу грубой практичности.
Но, в отличие от того, кто командовал ее противником, Хонор не могла себе позволить ввязаться в мясорубку орудие против орудия. Не против того, кто настолько превосходит их размерами и кто уже успел убедительно продемонстрировать свои возможности. Так что у нее не было иного выбора, кроме как противопоставить хитрость грубой силе.
Каждая ее нервная клетка была сосредоточена на изображении, выводившемся на дисплей, и когда она убедилась, что другой корабль поддерживает постоянное ускорение ее губы растянулись в гримасе. Медленно уходили секунды. Шестьдесят секунд. Семьдесят. Девяносто.
— Рулевой! По моей команде дайте полную аварийную мощность — все за красную черту — и исполняйте предыдущий приказ! — она слышала подтверждение рулевого, но глаза ее не отрывались от дисплея, а ноздри раздувались.
— Давай!
У Андерса Дунецкого было несколько быстро ускользавших секунд, чтобы понять, что он совершил еще одну ошибку. Манти шел прежним курсом, прячась за клином и он полагал, что не важно из-за чего: паники или осознания, что тот не смог бы биться на равных с “Анникой”, даже если бы не быль столь поврежден.
Но это имело значение. Капитан противника не запаниковал, он понял, что не сможет на равных биться с “Анникой” борт к борту... но он и не собирался этого делать.
Возможно это нельзя считать ошибкой Дунецкого. Дистанция была безумно малой для современных кораблей, упав уже даже не до тысяч, а до сотен километров. Ни один флотский офицер в здравом уме даже не подумал бы вступать в схватку в таких условиях. Ни Дунецкий, ни Бахфиш ничего подобного и не планировали, поскольку каждый из них рассчитывал начать и закончить битву одним залпом, который должен был захватить противника врасплох. Но что бы они там не планировали, их корабли оказались в такой позиции. Однако ни в одном флоте офицеров не готовили к проведению боевого маневрирования в столь тесной близости от вражеского корабля. И поэтому Андерс Дунецкий, при всем своем опыте, оказался совершенно не готов к тому, что сделала “Воительница”.
Зазвенел тревожный сигнал — компенсатор инерции КЕВ “Воительница” протестовал против свалившейся на него нагрузки. Другой сигнал взвыл от того, что нагрузка на узлы импеллера тяжелого крейсера скакнула на сорок процентов за красную черту. Несмотря на поврежденное заднее кольцо, “Воительница” внезапно прыгнула вперед почти на пятистах пятидесяти g. Ее нос резко развернулся к “Аннике”, столь же резко “клюнув” вниз, чтобы не позволить каперу произвести смертоносный выстрел “в глотку”, что было бы неминуемым концом для “Воительницы”.
“Анника” в ответ тоже начала отчаянно разворачиваться, но маневр захватил ее чересчур врасплох. У нее не осталось времени уклониться, прежде чем рывок раненной “Воительницы” вынес ее за корму врага.
Это не было совершенным выстрелом “под юбку” — мечтой любого тактика. Не было чистого пересечения курса под углом 90 градусов с последовательной стрельбой из орудий. Вместо того получился отчаянный рывок — бешенная смертельная схватка раненой гексапумы и скального медведя. Орудия Хонор не могли воспроизвести “подобающую” последовательность выстрелов вдоль оси вражеского корабля... но и того что они могли оказалось достаточно.
Шесть прямых попаданий гразеров пришлись на заднюю четверть “Анники”. Лучи прошли сквозь открытую заднюю горловину клина, где не было гравистены, которая могла бы остановить или ослабить их. Броня задней молотообразной оконечности брызнула осколками под их огненным прикосновением. Лучи прошли глубже внутрь корпуса, калеча и круша все на своем пути, уничтожив заднее погонное вооружение. Задняя треть бортовых стен капера замерцала и погасла.
“Анника” отчаянно разворачивалась в попытке вновь навести на “Воительницу” бортовые орудия, но Хонор Харрингтон только что обнаружила в себе убийцу ничуть не менее безжалостную, чем Андерс Дунецкий. Ее пальцы запорхали по пульту, вводя небольшие корректировки, и “Воительница” снова выстрелила. Каждый гразер ее уцелевшего борта отправил поток смертоносной энергии прямо в прореху в гравистене “Анники” и капер поглотил дьявольски яркий шар плазмы.