— Спрячьте, Светочка. Вот так. Ну, вы даете! Носить с собой в сумочке «мерседес»! Можно сказать, возить его трамваем!
— Неужто «мерседес»?
— Поклясться не могу, но хотите, я покажу знающим людям? Вы продаете или…
— Конечно, покупаю! — хихикнула Света.
Шутка не имела успеха. Сережа серьезно и как–то соболезнующе смотрел на нее. «Чудачка», — прочитала Света в его глазах и обрадовалась приговору.
«Кажется, все сложности этого приятного знакомства позади, — подумала она. — Вот и славно. Мой курортный роман длился десять лет. Со служебным я уложилась в сутки. Что же дальше?»
Подкатил трамвай. Люди вошли и расселись кто куда. Света с учителем физкультуры встали в хвосте вагона рядом, но не касаясь друг друга. У метро вагон заполнился пассажирами до отказа. Толпа притиснула Свету к учителю. Был момент, когда она, вздрогнув от вспышки тепла, сообщившегося ей, испугалась, что все начнется сначала: рука учителя шевельнулась, приподнялась…
— Нет, правда, почему вы мне не верите, Сережа? — детски обиженно протянула Света. — Я действительно нашла алмаз в трамвае! В перчатке.
И она подробно, скучно и достоверно рассказала, как достался ей этот камень. Поверив как будто, Сережа поинтересовался, что же она собирается делать с находкой.
— А что вы мне посоветуете? — все еще кокетничая, шепотом спросила Света.
— Зная вас… Только не несите в бюро находок!
— Я собиралась в выходные расклеить объявления по маршруту. Разумеется, о пропаже перчатки…
— Хорошее дело. Цвет не указывайте в объявлении. Думаю, вам оборвут телефон.
— Посмотрим, — ответила Света.
Толпа поредела. Трамвай вползал на мост. Света стала вспоминать, какой класс идет у нее первым уроком. И тотчас забыла об алмазе, так что Сережин вопрос, ироничный, судя по интонации, повис в воздухе:
— Вы очень доверчивы, Светочка? — Он постучал пальцем по сумке.
— Что?
— Я вас спрашиваю, а какого цвета перчатка?
— Коричневая, — сказала Света.
— Прекрасно, а с какой руки? Хорошо подумайте, прежде чем ответить.
Она наконец поняла шутку и сложила руки крестом на груди в знак того, что отказывается от всех показаний. Так скоротали они дорогу. В двух остановках от кольца в вагон вошел контролер и оштрафовал Сережу за безбилетный проезд. Света видела, что он отдает последние деньги. Морщась, как от боли, быстро подсчитала она, во сколько обошлось ему приключение, завершавшееся сейчас унизительной сценой. Денег на штраф не хватало, а контролер был неумолим. Света полезла в сумку за кошельком…
— Вы хотите предложить ему алмаз? — огрызнулся учитель, заметив ее манипуляции.
Наконец контролер сдался, удовольствовавшись частью суммы. Света молчала. Ей было совестно, и жалко, и немного грустно, ибо она знала, что милый учитель, подавший ей руку при выходе из вагона и ответивший на виноватое пожатие нетерпеливым кивком, никогда не сумеет воспользоваться этим чувством — единственно живым в ней, — даже если бы он и желал… воспользоваться.
Они почти добежали дворами и переулками, но у самой гимназии Света поскользнулась. Учитель успел подхватить ее. Света замерла и строго взглянула на него, не отпускавшего ее слишком долго. Опоздавшие дети проносились мимо и взлетали на крыльцо.
— Светочка, я повторяю… — начал он, глядя не на нее, а на окна учительской, и отвел руки.
— Не стоит, Сережа, — жалобно поморщилась Света. — Ведь я уж попросила прощения? Ну, вы слишком увлечены американским кинематографом, не так ли? Ну скажите, на что вам пожилая старая дева, да еще, скорее всего, ненормальная? А?
Учитель разулыбался. Все опять стало похожим на кукольный театр, и Петрушка прыгал над ширмой, качающейся, но устоявшей, непроницаемой, как Светины глаза: светло–карие, с медленными веками, с глубокой морщиной у внешнего угла, удлиняющей тень от ресниц, не тронутых временем.
— Какая же вы старая дева? — начал свой комплимент учитель физкультуры. — Вы…
— Ну–ну, — поощрительно улыбнулась учительница английского. — Как там у Апдайка?
(«Прости, госпожа, но ниже пояса я — конь», — вспомнила она и тут же забыла.)
— Вы — женщина с прошлым, — похвалил ее учитель. — Однако уж пять минут урока — мне еще переодеться…
…………………..
«А вот и прошлое», — сказала себе Света, перешагнув лужу. Розы, потерявшие цвет, валялись у обочины. Она ускорила шаг, прищурилась и начала думать — сильно, быстро, о многом, обо всем, обо всем сразу, о седьмом «А», о «Кентавре» Апдайка, об Асе и Павле, о «Мизери», о себе, об учителе, о деньгах, о Михайловском саде, о нищем, об Александре Втором…