Разговор как-то зашёл о сортах чая, о способах приготовления, мол, тут у многих до сих пор самовары вместо свистящих чайников, про любимые закуски, сушёную местную рыбу, которой советовал затариться в Ачите на обратном пути, вот только я туда всё равно ни ногой.
Яблоки были вкусные, сочные, слегка перезрелые, отчего уже рассыпчато разлетались во рту, а я такие и люблю больше всего. Даже жаль это деревце стало. Вот проложат здесь асфальт, понаедут машины в роскошный дачный комплекс… Его бы ещё переименовать, кстати. Это был мой первый пункт разговора с Большеутинским сельским советом после исследования местности и подходящих участков.
Ну, какие такие «Волки»? Куда ударение ни ставь, всё равно дичь какая-то! Даже коттеджный посёлок «Волково» и то не звучит, будто опасные дикие края. Надо мягко, как-то по-доброму. «Солнечный» там, «Сухарёво» – моя бабушка рассказывала, если в названии деревни есть что-то про сухари, значит, хлеба было вдоволь, что аж на сушку сухарей оставалось, жили припеваючи, получается. А, может, «Яблоневый» даже назвать, в честь этого бедного деревца, которому потом задыхаться выхлопными газами. Может, упросить ребят его выкопать да пересадить на чей-то участок? С хорошей прижившейся яблоней он и стоить дороже будет, престижно, почти свой сад уже есть…
– Ладно, отдохнули, – имел он в виду, видно, «перекусили», – Пора и двигаться дальше, – приподнимался и отряхивал ладони, а заодно и брюки формы участковый, – Лузенина состоит из двух частей как бы. По юго-восточную сторону моста и, соответственно, по северо-западную ещё территория. Потому нам перед походом в Волки прогулка та ещё предстоит, надо и там, и сям опросить жителей, сторожей, к врачам, может, местным зайти. Хорошо бы вот они уже там всё выяснили про борщевик, жаркой осенью давший такую болезнь нам.
– Хорошо бы там никакой этой эпидемии не было вовсе, – проговорил я, надеясь всё-таки поработать, и вздрогнул, увидев, что едва ладошкой не накрыл проползавшего мимо серого крупного, с мою руку как раз, тарантула.
Арахнофобией я не страдаю, но видя подобных опасных тварей, всё-таки предпочитаю вскочить и раздавить башмаком, что тут же и сделал, нежели мирно сожительствовать и не замечать. Видать, городской рефлекс, хоть там таких здоровых и мохнатых я, благо, никогда не видел. Стремление защитить близких и детей, чтобы на такую ядовитую дрянь не наткнулись.
А, может, всё то же, что и с боязнью уколов? Мне, в принципе, не шибко страшны там пчёлы и шмели, осы, даже скорпионы, но мысль об укусе паука или змеи сейчас внушала кую-то настоящую необъяснимую дрожь, представляя себе подобное, как настоящий кошмар наяву!
– Ох, чего ты, – сокрушался о судьбе членистоногого участковый.
– Да ты его видел? Лохматый, здоровый, я думал, в России такие вообще не водятся! – заявил я, реально в глубине души всё же ощущая этот с веками заложенный первобытный страх перед кусачими тварями.
– Мизгирь, как мизгирь. Южнорусский тарантул, – произнёс в ответ собеседник, – Из семейства пауков-волков.
– Да всё равно какой! Испанский, южнорусский, бразильский! – жестикулировал я довольно активно, – Мог за руку цапнуть и на тот свет меня отправить.
– Да ну что ты, Пётр Ильич, – всё сокрушался тот, – Мизгирь, он как шершень. Поболит, опухнет, дня три и пройдёт. Не смертельно.
– Всё равно не много радости трое суток с отметинами «вампирских» клыков на руке ходить, да ещё, может, аллергическая реакция какая выступит. У многих людей вон на пчёл аллергия есть. А кто знает, что у населения страны в отношении тарантулов. Южно-русский, говоришь? Не на таком уж мы и юге здесь в Свердловской области, – отвечал я на это.
– Но места-то хорошие, а лето жаркое. Давным-давно обитают, иначе бы и такого культа предков к ним ни было, – произнёс участковый, – Мелкими паучками птахи местные кормятся, лягушки. Регулируют их численность, чтоб не расплодились.
– Ты зубищи эти видел? – всё ужасался я, – Сам серый, на нём рисунок такой светленький, словно роспись народная, глезки-бусины, а под ними… Рыжеватые в чёрную полоску, мехом покрытые громадные челюсти, пол руки оттяпает. Вот недаром же их пауки-волки назвали…
И тут меня как-то осенило, да сразу вдруг поплохело. А точно ли из-за серых волков деревеньку ту когда-то «Волки» назвали? А не из-за засилья ли здесь вокруг таких прядильщиков, которым поклоняются местные селяне, как духам-защитникам и живым оберегам? Какие именно это «Волки»? Аж ехать туда расхотелось, хотя никогда такой панической боязнью пауков я, вроде бы, не страдал.
Я не боялся их мелких домовых собратьев, когда те попадались в квартире или за городом, меня не пугали картинки из детских энциклопедий или документальные передачи, хотя сам факт этой немыслимо жуткой смерти, когда несчастную мышь или кузнечика буквально в жидкость вместе со всеми органами и мышцами растворяет изнутри паучий яд, а этот «вампир» потом просто пьёт свою жертву из кожной оболочки – способен внушить отвращение ко всем восьминогим.