– Долг он у каждого ессь, а у Саныча долг особый. Нельзя ему было уезжать отседова. Тут он должон был жить. Теперь вон всё развалилося, нет деревни. Одни мы, старики, кой как держим ишшо оборону.
– Оборону? – с улыбкой спросил Влад, – А у вас тут что, военные действия ведутся?
– А ты помалкивай, кобелина, – сказала ему бабка и я не удержался от смеха, – Неча моей внучке глаза-то строить, я тебя насквозь вижу, одно на уме. Ты лучше рассказывай по каке это ты грибы приехал? Чаво там вам Анатолий наплёл?
– Да ничего такого, сказал, места, мол, тут красивые, люди добрые, – поддел Влад бабку, – А мы развеяться вот захотели, на природе, так сказать, отдохнуть.
– М-м-м, – промычала бабка, хлебая щи, – Ну, гляди, как бы опосля такого отдыха целым остаться.
– А чего вы всё нас хаете? – неожиданно перешёл в нападение Влад, – Мы с вами по-доброму, а вы…
– Были добрые да все извелись, – оборвала его бабка, – Доедайте да на ночёвку будем укладываться.
– Ты, – бабка ткнула пальцем на внучку, – На кровать ступай, я на печи лягу, а вы в большой комнате на полу ложитесь. Кроватей у меня больше нет. Постелю вам тулупы на пол, а под голову вон рюкзаки свои кладите.
Мы согласно кивнули, выбора всё равно больше не было. Всё лучше, чем в машине спать.
Ночью я проснулся от какого-то монотонного бурчания. Я приоткрыл глаза и увидел, что в кухне, за печью, кто-то возится. По голосу я понял, что это была бабка. Слабое пламя свечи дрожало во тьме и отбрасывало по стенам неровные тени. Я прислушался, пытаясь разобрать что она там бормочет.
– А то, глядишь, примет Мизгирь новую жертву, да и оттает, подсобит нам, осерчал, родимец, на нас. Да и есть за что, оставили мы его голодного. Анатолий хорош, он во всём виноват. Следить должон был. Грех на ём. Мизгирь такого не оставит ему.
Я внимательно слушал, что мелет бабка, сонным умом воспринимая всё, как сущую ересь.
– Так и есть, сумасшедшая, – подумал я про себя, и только было хотел повернуться на другой бок, как услышал ещё один голос, явно не бабкин. Но и на голос Славяны он точно не походил. Это был какой-то загробный голос, идущий словно из-под пола, глухой и сдавленный. Я не разобрал слов, но вот бабка вдруг охнула.
– Бат-тюшки, а что если… Если зря я Анатолия ругаю. Может он их нарочно прислал! Вместо себя?!
И тут же, словно опомнившись, убавила громкость и вновь зашептала:
– Ступай-ступай, спи, спасибо тебе за совет. Да поешь что принесла.
Я вспомнил лакомство, унесённое бабкой за печь, и чуть было не изверг ужин из себя. Чёрт возьми, кого она там кормит за печью? И что за голос ей отвечал? Ведь в избе никого кроме нас не было.
– Может там кровать стоит, а на ней… Ну дед, например, парализованный, – я пытался найти какое-то логическое объяснение всему происходящему.
Но усталость оказалась сильнее и вскоре сон сморил меня.
Глава 2
Когда я проснулся, за окном уже было светло. День наступал ясный и погожий. О вчерашнем дожде напоминала только расквашенная дорога, но небо было голубым, и лёгкий ветерок, колышущий занавески на приоткрытом окне, уже обдувал землю.
Я сел, протирая заспанное лицо, и осматриваясь. Славяна хлопотала у стола, в светлом платье, с синей лентой в волосах, вся в облачке белой муки, она напоминала сказочную фею и была поистине прекрасна. Влад сидел за столом и, подперев рукой голову, любовался девушкой, а та месила тесто. Бабки нигде не было видно. Я поднялся, потянулся, и прошёл к столу.
– Доброе утро всем! А где можно у вас умыться? – обратился я к Славяне.
– Мы летом во дворе умываемся. Там рукомойник прямо за крылечком, а вот тебе полотенце.
Девушка протянула мне чистое полотенце, приятно пахнущее горькими травами, я сразу вспомнил бабушкин шкаф, в котором развешивала она полынь, чтобы моль шерстяные вещи не портила, и на душе разлилось тепло.
Я уже дошёл до порога, но тут же развернулся и спросил у Славяны:
– А кто ещё с вами живёт?
Девушка удивилась моему вопросу:
– Никого. Мы вдвоём с бабушкой живём… А почему ты спрашиваешь?
– Да бабушка твоя ночью разговаривала с кем-то в углу, за печью.
Славяна вспыхнула и, опустив глаза, принялась усерднее месить тесто:
– Она просто старенькая уже и верит во всякое… Ну, как сказать, у нас раньше тут люди поклонялись существу, вроде как паука огромного, Мизгирь называется. Оттого и деревню-то нашу так прозвали, кстати. Ну, и считалось, что души умерших предков тоже пауками становятся и продолжают жить после смерти в своём доме. Вот бабушка и «кормит» их, и разговаривает. Ну, верит она в это всё.