– Он на нас давит, – хмыкнул Голев.
– А я его сейчас выведу на улицу и…
– Да ладно, ладно, взъершились! – покраснел Пискунов. – Это я так, стимулирую…
– Ты как-то иначе стимулируй, Виктор, Сергеев сын, – попросил я, которому тоже не пришелся по душе выпад босса. – А то я сейчас Тине позвоню, и сразу отпадет надобность кататься по Кольцу.
– Пошутил. Пошутил… – прошептал Пискунов. И мне снова стало его жаль. Воистину, он жалок.
– Да что ты будешь делать! – взорвался Вован. – Не понос, так золотуха!
– Что опять случилось? – Мокин подался вперед, и мое сиденье хрустнуло.
Впереди нас двигалось: три машины дорожной службы, мечущие какую-то химию на дорогу, впереди них полз «Форд» дэпээсников, замыкал колонну еще один бело-голубой «Форд». Кавалькада занимала три полосы, две левые были совершенно свободны.
Пострелов вывернул руль и выехал в крайний левый ряд. Метров пятьдесят он летел, обгоняя ползущие «бэхи» и «мерины», пристроившиеся вслед за последним «Фордом», и вслух удивлялся, почему одному лишь ему пришла в голову мысль объехать этот затор слева. Было очевидно, что правил этим ни один из участников дорожного движения не нарушит.
– Водилы просто боятся, что химия врежется в кузова их драгоценных машин, – предположил Голев, продолжающий продвигать тему милитаризации. Он уже сообщил адреса приятелей-охотников, которые под честное слово могли бы арендовать ему «Сайгу» и «Золингер».
Володя уже почти настиг ползущий со скоростью черепахи «Форд», как вдруг тишина на участке разорвалась громким криком. Громкоговоритель ментов под играющей красно-синими огнями «люстрой» проревел:
– Я же сказал: кто обгонит – тот пидарас!
У меня шевельнулись волосы. Вован ударил по тормозам.
– Это они, чтоб смесь ложилась на всю ширину дороги, – объяснил сообразительный Мокин.
Я посмотрел в окно. Сидящий за рулем браток в «БМВ-Икс5» поджал губы, закрыл глаза и развел руками: «Вот так, пацаны…»
Сзади нас догнал водитель тонированного, как катафалк, «Лексуса», стал обходить слева, но, услышав, кто он будет, если доведет начатое до конца, передумал. Вставать левее левого ему было невозможно, и он прилип к нашей корме.
Следующую тысячу метров, несмотря на предупреждение порядком охрипшего инспектора, нас обгоняли «Ауди-ТТ», «Мини-куперы», крошки «БМВ», словом, те машины, водители которых не могли оказаться педерастами по определению. Они чуть притормаживали у «Форда», делали выводы и обгоняли, принимая на колеса и пороги смесь, состоящую из всех элементов таблицы Менделеева. Браток справа, придерживая руль локтем, играл с приятелем в карты. В «очко», как я понял по принципу раздач. Тринадцать раз он выиграл, шесть проиграл. Столько же раз они друг друга изо всех сил били колодой по ушам.
– Может получиться очень скверная история, коллеги, – вздохнув, заметил Пострелов. – Ваш «Геленваген» давно стоит в мастерской, где ему правят бока, и мы его просто не увидим. Его здесь нет. Вы думали об этом?
– А у нас нет другого выхода, – сказал я, обмозговавший эту тему еще тогда, когда над Москвой только-только всходило солнце.
– Но можно обратиться к ментам… – робко предложил Володя. – Они могут установить хозяина «Мерседеса»…
Кажется, я уже и это обдумывал.
– Доробо…
Я повернулся к Голеву. Тот поправил очки и положил голову на подголовник.
– Что?
– «Доро» в переводе с японского, – «грязная». «Бо» – палка. «Доробо» – так в Японии называют грабителей.
– К чему это сказано? – поинтересовался я.
– К ментам. «Грязная палка» – это же белая палка с черными следами грязи. Полосатая, читай…
И он закрыл глаза.
– Чтоб я сдох… – прошептал Пострелов, и я вынул изо рта неприкуренную сигарету. – Чтоб я сдох, но это, кажется, ваш «Геленваген»…
Я бросил взгляд на дорогу. Впереди нас двигался, томясь в тесноте, серебристый джип «Мерседес». Обе левые двери его были вмяты внутрь, на кузове отчетливо бросались в глаза следы черной краски другого автомобиля.
– Саша… Рома… Это он, три восьмерки, «Ольга тройная»! – заорал Пискунов. – Это они, братцы!..
«Геленваген» ехал перед нами, и пространство между ним и «Вольво» занимали пять или шесть машин. Подсчитать было трудно, их то и дело становилось то меньше, то больше. Потенциальные жертвы присных дяди Поли скакали из ряда в ряд, как кенгуру.
Если только в Москве нет еще одного «Мерседеса» с битыми дверями и номером О888ОО, то это та самая машина, в которой сидят трое кавказцев.
X
Ююкин
– Как это случилось?! – хрипел, выворачивая губы, Ююкин.
Покрытая порошком, плачущая и проклинающая почему-то именно его, Ююкина, Вера, жена его, трясла здоровым кулаком перед его носом и дико кричала:
– Ты когда посадишь этих скотов?! Где мои семьдесят тысяч долларов?! Я разведусь с тобой, жлоб проклятый, я лучше на панель пойду, я выйду за Марецкого, кретин ты, кретин!..
В медицинском «Мерседесе» не трясло, но Ююкину казалось, что он ходит ходуном над женой и пытающимся наложить ей шину доктором. Двадцать минут назад он приехал к месту аварии и едва не сошел с ума, увидев Веру покрытой белой пылью. Ее «Мазерати» прямо с места происшествия можно было увозить на свалку, свинтив предварительно магнитолу, из которой даже к приезду генерала сочно неслось: «Малинки, малинки». Обезумев от шока, он с опущенными руками ходил вокруг носилок и слушал, что ему говорит жена. Рассказ был не очень связен, однако и из того, что слышалось, можно было догадаться: Веру подставили, а после того как она врезалась, увели ее саквояж, в котором находилась семьдесят одна тысяча долларов – месяц работы двух салонов, которые возглавляла Вера.
Первое время Ююкин жил одной лишь тревогой за жену. Но когда доктор сказал, что нет ничего страшного, кроме перелома ключицы и химического ожога потной шеи о смесь из огнетушителя, Геннадий Петрович взорвался и превратился в самого себя. Он повязал галстук, вынул из «Мерседеса» китель и разыскал фуражку. По причине того, что на улице он практически не бывал, надобность в папахе отсутствовала. Он служил в летней форме одежды вот уже третий год. Став снова генералом Ююкиным, он вернул себе способность думать. И когда Веру заносили в салон микроавтобуса, он уже помнил разговор с Поликарпом Доброхотовым, в котором тот проронил странную фразу: «Представь, что было бы, если бы подобное случилось с твоей женой…»
Речь шла о правой руке дяди Поли Гураме, машина которого в хлам была разбита этой ночью, и деньги из которой, миновав протокол осмотра места происшествия, переместились из салона «Кайена» в кабинет Ююкина.
«Представь, что было бы, если бы подобное случилось с твоей женой…»
И в голосе Доброхотова цвела угроза. Он не услышал ее тогда, а сейчас вынужден был признавать, что некоторые люди, слетая с катушек, перестают адекватно ощущать себя в реальном мире.
Эта мразь… «таксист» позорный… положение которого среди людей погано, а в преступном мире просто ничтожно…
«Представь, что было бы, если бы подобное с твоей женой случилось…»
…эта тварь… Да понимает ли он, кому сделал плохо и что за времена теперь настанут?..
Ююкину не хватало воздуха. Он уже жалел, что поехал с Верой. С ней все в порядке, кроме поселившегося в ней испуга, от которого не умирают, ничего нового в ней он не обнаружил. Нужно было отправлять ее в больницу, а самому делать дела. А сейчас в чреве этого маршрутного такси, в котором возят покойников, придется тащиться по МКАД часа два!
Выхватив из кармана кителя телефон и едва не повалив капельницу, Геннадий Петрович нажал на кнопку быстрого вызова. Ответил зам, Сидорчук.
– Группу захвата к дому Доброхотова! Немедленно! Всех, кто будет в адресе, – мордой об асфальт и – в Контору! Ты понял?!
XI
Шилов
– Почему же вы ничего не делаете?! – беснуясь и двигая всеми конечностями на одном месте, кричал Пискунов.
«Геленваген» никуда не торопился. Он просто ехал. Впереди него был миллион машин, позади нас – тоже миллион.
– Нет, надо же что-то делать! Почему вы не выбежите и не накроете эту шайку?!