В Челобитьево Володя проехал мимо магазина, свернул в проулок и подрулил к серой пятиэтажке, вокруг которой укрепрайоном росли гаражи. Один из гаражей с номером, который я, конечно, тут же забыл, ему особенно понравился. Он вынул из бардачка «Вольво» длинные ключи и вышел на улицу.
Через пять минут нервного разговора меня с Голевым, а Мокина с Евгением – им двоим было о чем поговорить, – Пострелов вывел из гаража белую «шестерку». Вывел – сказано мягко. Он вытолкнул ее кормой вперед тремя толчками. Иначе тачка не хотела двигаться.
– Садись за руль, – открыв дверь «Вольво», сказал он Голеву. – А вы все пересаживайтесь к нему. У магазина я к вам присоединюсь.
Новая идея. Моя задница уже деревянная, голова гудит от пережитого. Мы запугиваем начальника РУБОПа Москвы, таскаем с собой банковские документы на двадцать «лимонов» в кейсе, пленного мусора и останавливаться на достигнутом не собираемся. Весь день я сижу в неудобной позе, и, когда я поднимаюсь на ноги, они отказываются мне служить.
Сесть в «Жигули» после «Вольво», все равно что ночью лечь в постель с нежной красавицей, а на рассвете увидеть огнедышащую бабу. Когда я взгромоздился на заднее сиденье, мне показалось, что я сел на скамью подсудимых. Тесно, холодно, и откуда-то тянет сквозняком.
– Папина, папина… – в бешенстве скрипел Голев, выкручивая руль, лишенный гидроусилителя. – Если папина, то пусть бы папа на ней и ездил.
Кейс он передал мне как лицу, на которое можно положиться. Пока машина ехала до магазина, скрипя всеми узлами и кряхтя всеми агрегатами, я успел ознакомиться с содержимым кейса. Прозрачная папочка, а в ней два десятка листов, украшенных печатями и логотипами швейцарского банка. Цифры я видел, но слов не понимал. Голеву, тому слова были не нужны. Зная международное банковское право, он мог просто смотреть на столбцы и смело судить о документе. Кое-где проскакивала фамилия Pudimow, и я стал думать о том, как один из главных благоустроителей МКАД может быть привязан к этим документам. А потом вдруг ясно и отчетливо вспомнил название того, третьего швейцарского банка, название которого все не укладывалось у меня в голове. И вот, пожалуйста, я вспомнил: «Свисс Бэнк Корпорейшн». С «экономикой» у меня всегда были большие проблемы, именно это слово и послужило, верно, причиной ослабления памяти.
Между тем Володя открыл дверь «Вольво» и махнул нам рукой, чтобы мы остановились. Сам он проехал за магазин и встал в тень. Лучшего места для получения выкупа за воздух было не найти. Тонированный до безобразия «Вольво», оказавшись в тени, стал похож на транспорт настоящих урок. Я увидел, как стекло двери водителя опустилось вниз на десять сантиметров. Обстановка была создана гнетуще-правдивая…
– И что будет дальше? – саркастически хохотнул Голев, пересаживаясь на заднее сиденье и уступая место Володе. – Приедет Ююкин и будет торговаться с невидимым чуваком за несуществующий диск?
«Жигули» стояли в пятидесяти метрах за кованой оградой, мы хорошо видели «Вольво», но вряд ли кого могла заинтересовать белая «шестерка».
– Я думаю, особо расточать слова он не станет.
– А ты не думаешь, что мой босс притащит сюда взвод СОБРа, который в один момент накроет всю территорию вместе с посетителями магазина. С продавцами, с водителями такси, которых я вижу, и четверых придурков, которые сидят в очень уж напряженных позах, в тесноте и духоте? – сказал спец.
– А что, это может произойти? – встревожился Володя.
– Это не может произойти, это так и случится. Ты что, не доверяешь мне?
Я посмотрел в смеющиеся глаза Евгения.
– Черт, – Володя взъерошил волосы. – Сменим диспозицию. – Включив передачу, он заставил машину астматически прокашляться. Двумя толчками двинул ее с места и переехал на другую сторону дороги. Теперь между «Вольво» и нами было метров восемьдесят.
– Надеюсь, твой босс не будет накрывать все Челобитьево?
– Я бы накрыл.
– А мне кажется, что лишних слов он расточать не будет. И приедет он один…
Никто не понимал смысла этих слов, пока у магазина не появился серебристый «Мерседес»-«очкарик». Стекла машины были не просто тонированы – мне показалось, что они были закрашены «Кузбасс-лаком». Медленно проехав мимо нас, водитель, которого мы не видели, объехал магазин и притормозил. Причиной тому был «Вольво». Водитель увидел машину.
Несколько секунд помедлив, «Мерседес» резко сорвался с места и через мгновение оказался бок о бок с «Вольво».
Я увидел, как опустилось стекло.
Из окна высунулся узкий черный цилиндр и трижды дернулся.
Мне стало нехорошо.
Спустя еще мгновение из машины вышел крепкий высокий мужчина, посмотрел вокруг, и блик его солнцезащитных очков ударил меня по глазам.
Быстро обойдя машину, он распахнул дверцу «Вольво».
Какое-то время ему понадобилось для осмысления случившегося.
Потом он сел в «Вольво» и машина стала качаться, словно в ней занимались сексом. Я так понимаю, человек искал что-то, ради чего он был готов пожертвовать всем, что у него есть.
Мне все время казалось, что за тот отрезок времени, как «Мерседес» подъехал к Володиной машине, и до той секунды, когда он отъехал, в салоне «шестерки» никто не дышал. И лишь когда затих шум двигателя уезжавшего «двести сорокового», рядом со мной послышался не то вздох, не то всхлип.
– Мать твою…
Я не знаю, кто это сказал.
Мы вышли, не сговариваясь растянулись в цепь и стали неуверенными шагами приближаться к «Вольво».
Через щель в двери водительское сиденье было расстреляно, как в тире. Одна из пуль, прошив спинку, ударилась в приборную панель и разворотила тахометр.
– Ну, что ты теперь скажешь, мой дорогой Ланцелот? – пробормотал Пострелов, адресуясь явно к Евгению и по-хозяйски оценивая причиненный ущерб. – Или это вписывается в схему твоей борьбы с организованной преступностью?
Ничего не ответив на это, спец распахнул дверь «Вольво» и сел на заднее сиденье. Я его понимаю. Дальнейшее движение лучше продолжать на «Вольво». Даже разбитая и без тахометра она оставалась машиной.
Так же медленно мы вернулись в гараж, и все произошло в обратной последовательности: «шестерка» – гараж – длинные ключи – бардачок.
Нам нужно было снова выезжать на проклятую МКАД. Но где-то в глубине души я чувствовал, что она уже не будет играть в моей жизни главной роли.
– Хотел бы я знать, почему ты решил мне довериться, приятель, – глядя в окно абсолютно пустым взглядом, пробормотал Евгений.
– Просто я уверен в том, что это не родина тебе приказала резать веревку и убивать себя. Мне показалось, что ты из тех упрямцев, которые свое мнение ценят превыше мнения других. Это означает, что человек ты умный. А такой при сложившихся обстоятельствах будет думать о будущем, а не о прошлом. Тем более не о настоящем, – сказав все это почти на одном дыхании, Володя убедил меня в том, что к вопросу он был готов и ответ отрепетировал давно. – Так что мы будем делать дальше, приятель?
– Меня зовут Женей.
– Так что мы дальше будем делать, Женя?
– Зарабатывать.
Мне понравился этот ответ. В нем виделись хоть какие-то перспективы.
Мы мчались по МКАД в обратном направлении. Жене нужно было переодеться. Нельзя было терять ни минуты. Его уже начали искать, и его удостоверение капитана РУБОПа нужно было использовать как можно скорее.
– Вчера мне снился странный сон, – пробормотал он, сидя с закрытыми глазами. – Я прихожу на стоянку, открываю дверь, вынимаю из-под сиденья щетку и начинаю обметать снег со своего «Лексуса». Но ничего не получается. Снег тяжелый и липкий. Щетка гладит его и не метет.
– Тяжелый снег – это к теплу, – вздохнул Мокин. – Весна же наступила.
Я не нашелся что сказать на это.
XXI
Анатолий Георгиевич
Известие о смерти Владимира Максимовича Анатолий Георгиевич получил через два часа после трагедии. История показалась ему невероятной. Как в его машине мог оказаться разыскиваемый в Чечне уголовник с заточкой, оставалось загадкой. Куда так торопился депутат? Свидетели утверждали, что «Мерседес» с включенными стробоскопами мчался в крайнем левом ряду со скоростью выше ста километров в час.