— Как же, — отвечает добрый великан, — видел. Он вон той дорогой…
Не дослушал Усатый, зашагал дальше.
Спасся Младен от смерти неминуемой. Да только ждала его другая беда. Принялся великан снова сеять, сунул руку в мешок, захватил пригоршню зерна, а с ней вместе и Младена, и себе в рот кинул.
Приютился Младен между двумя большими зубами и глядит, как зерно падает в глотку великана. Проглоти он и Младена вот так-то, там бы парню и конец. Видит Младен: плохо дело, вот-вот и он в глотку попадет.
— Стой! Стой! — кричит что есть силы.
«На что это похоже! — думает великан. — Только что сеять начал, а мне уже остановиться хочется».
Это ему показалось, будто он сам себе «Стой! Стой!» говорит. Тут Младен закричал уже из последних сил:
— Стой! Стой!
Пуще прежнего дивится великан: «Да что это со мной? — думает. — Заболел я, что ли? Как это: „Стой“! Да разве я сюда стоять пришел?» И ну опять зерно бросать, пригоршню в рот, а две другие в борозду. Видит Младен, плохо дело оборачивается: не спастись ему, не уйти от лютой смерти.
Вот тогда-то и вспомнил парень про тех зайцев у дороги. Вынул он желудь из кармана, да и втиснул его между зубами великана. Стал тут желудь набухать, стал расти. Сперва вытянулся из него росточек зеленый, а к вечеру изо рта великана целый пук дубовых листьев торчал.
— Что же это со мной делается? — испугался великан. Схватил он молодой дубок, вырвал его с корнем вон, а Младен за корни-то и уцепись! Так и спасся.
— Ах, вот ты где? — удивился великан. — А я-то совсем о тебе забыл!
Поблагодарил его Младен за то, что спас он его от Усатого, и поспешил прочь. Шел он, шел, перевалил через девять гор, через девять долин и девяносто восемь ложбин, а в девяносто девятой наткнулся на коня. Конь его и спрашивает:
— Ты скажи мне, путник, не знаешь ли ты, когда сюда Младен, сын медведя, придет?
— Я и есть Младен, сын медведя. Чего тебе от меня, конь, надобно?
А конь и говорит:
— Я тебя здесь уже сто лет жду-ожидаю! Был и я когда-то добрым молодцем. И был у меня названый брат. Повздорили мы с ним как-то, я и убей его… Да тут же конем и обернулся. И быть мне конем, пока Младен, сын медведя, не накроит из моей шкуры ремней. Вот ты пришел. Прошу тебя, пожалей меня, накрои ремней из моей шкуры, тогда я опять человеком стану.
Говорит ему Младен:
— Как это с живого коня шкуру драть да ремни кроить?
— А ты убей меня, Младен! Убей! — просит конь, умоляет. — Убей! Не мешкай, Младен! Не раздумывай! Сделай доброе дело!
— Оставь ты меня в покое! — рассердился Младен, и хотел было дальше идти. Видит конь — не уговорить ему Младена и залился он горькими слезами: придется ему, видно, до конца веков конем оставаться! Стал он тут парня просить, чтобы тот его хотя бы с собой взял. Согласился Младен, сел на коня верхом и поскакал. Мало ли, много ли они так проскакали, только поднял Младен глаза и видит, стоит высоко в облаках замок, крепкими стенами обнесенный. И нет к тому замку доступа, ни пути-дороги, ни лестницы. Захотелось Младену в том замке побывать.
— Младен, удалой молодец, — говорит ему конь. — Недаром говорят, что нет на свете худа без добра. Нарежь ты из моей шкуры ремней, свяжи их конец с концом, привяжи к стреле и пошли стрелу в замок. Вопьется стрела в стену, и подымешься ты по ремням в чудный замок. А я избавлюсь от проклятия!
Не хотелось Младену убивать коня. Но тот уж так горячо просил, так молил… Да и самому парню так не терпелось в замок попасть, что Младен согласился. Вырезал он себе тугой лук, наделал ремней из шкуры коня, связал их один с другим, прикрепил надежно к стреле и спустил тугую тетиву. Засела стрела глубоко в стене, и от окна до нее рукой подать. Только стал он по ремням взбираться, подходит к нему какой-то парень.
— Я Любомир, — говорит. — Спасибо тебе! Ты меня избавил, из моей шкуры ремней нарезал. Я теперь снова человеком стал и за добро, которое ты мне сделал, хочу тебе верой и правдой служить.
Поднялись они оба по ременной лестнице и через окно влезли в Замок-Среди-Облаков. Как рассказать о чудесах, которые они там увидели?! В богатых покоях замка стояли золотые диваны, дорогими шалями застеленные. Полы в тех покоях были покрыты толстыми, пушистыми коврами. Утопала нога в них по щиколотку. На столах и на ларцах из драгоценного дерева стояла золотая и серебряная посуда, сработанная искусными мастерами. А в большом зале был накрыт стол, каких только яств, каких только напитков не было на нем! Видят Младен и Любомир — нет в замке ни души, кроме их двоих; сели за стол и принялись за вкусные блюда, которые, будто, их и дожидались. Одно за другим очищали они золотые и серебряные блюда, опорожняли хрустальные кубки, полные сладкого вина.