Антонина легко поднялась с дивана и, играя ягодицами, подошла к письменному столу, на котором лежал кожаный кейс. Она ловко нажала нужные кнопки, кейс щелкнул и откинул крышку. Там лежал сверток, обернутый в газету.
Антонина перенесла сверток на журнальный столик.
– Ты чего не налил? – удивилась она.
Леонид Саввич аккуратно развернул газету и сложил ее. Потом открыл альбом, скорее стопку листов, издания 1940 года в коленкоровой папке: «Марки СССР». В таких альбомах обычно хранятся посредственные коллекции, любительские, старые. Но изредка в них попадаются жемчужины.
Антонина сама налила по новой, Леонид Саввич листал альбом.
Вначале все было обыкновенно, привычный набор: консульской почты только два первых номера, «Филателия – детям» без первых двух марок, все на наклейках, что снижает цену вдвое. Стоп! Если это не липа, то из-за этой марки стоит купить весь альбом! Леваневский с маленькой буквой «ф» в слове «Франциско». А вот и блок первого съезда архитекторов без надписи. Такого раритета он еще в руках не держал…
– Ну и как? – спросила Антонина Викторовна.
– Есть неплохие экземпляры, – признался Леонид Саввич. Теперь надо осторожно спросить – только не вызывать подозрений: – А вы кому-нибудь показывали?
– Ну кому покажешь в Костроме! – вздохнула Антонина Викторовна. – Ведь надо помочь людям. Я боюсь, что ты разочарован, мой академик? Ну не расстраивайся, главное – здоровье, остальное купим.
– Остальное купим, – тупо повторил Леонид Саввич. – Остальное купим. Что купим?
– Говоришь, ничего интересного?
– Кое-что… а сколько они хотят?
– Это тебе решать, козлик, – ласково сказала Антонина Викторовна. – Полное доверие, не чужие ведь. Как думаешь, сможем помочь бедным родственникам?
– Конечно, – поспешил ответить Леонид Саввич.
Он не намеревался обижать или обманывать владельцев коллекции. Ни в коем случае! Но он знал закон этого мира: не предлагай больше, чем от тебя ожидают. Иначе возникнет подозрение, что на самом деле товар стоит куда дороже. А если эта женщина понесет проверять его оценку к чужому человеку, то получится конфуз.
– Мне надо подумать, – сказал Малкин. – Два дня. Вы можете дать мне коллекцию с собой? Надо проверить состояние марок.
– Бери, – сразу согласилась Антонина. – Они фотографии сделали, с каждой страницы. Так что тебе их не обдурить.
Малкин обиделся. Искренне обиделся. Решительно захлопнул альбом и произнес:
– Как только в отношения вторгается элемент недоверия, все теряет смысл.
– Как сказал! Как сказал, мой академик! – Антонина, сидевшая рядом с ним на широком диване, потянулась к нему, потеряла равновесие и навалилась преувеличенно мягкой грудью.
– Тебя не хотели, – прошептала она, – тебя не хотели обидеть. Я докажу тебе!
– Что докажешь? – Леонид Саввич стал говорить шепотом, словно они таились под кустом на пикнике и рядом пребывал ее сердитый муж или его ревнивая жена.
– Я тебе докажу, какой ты мужик, – шепотом ответила Антонина. – Ты – мужчина моей мечты!
– Ну что вы… – Леонид Саввич испугался, что, лежа на нем, Антонина нечаянно повредит страницы альбома.
– Бог с ними, с марками! – заявила Антонина. – Любовь дороже.
Леонид Саввич готов был возразить, помня о блоке без надписи, но возразить не смог, так как его рот был наполнен пышным смачным мокрым языком Антонины Викторовны, который возился во рту библиографа, что-то разыскивая.
Если кому-то из читателей этот образ может показаться чересчур натуралистичным, я осмелюсь возразить: Антонина Викторовна была в высшей степени соблазнительной женщиной, а такая женщина не соблюдает правил хорошего тона. Леониду Саввичу пришлось начать борьбу с языком дамы, выталкивая его наружу, и Антонина согласилась сражаться, отчего в битве языков создался определенный ритм, перешедший на тела в целом. И Антонина, откинув на секунду голову, хрипло прошептала:
– Перенеси меня в койку!
Что было условностью, так как оба понимали – Леониду Саввичу не поднять сто килограммов жаждущей плоти.
Поэтому Антонина потянула Леонида Саввича за собой туда, где в алькове стояла трехспальная кровать для командированных работников государственного аппарата.
Антонина провела прием самбо, которому научилась в комсомольской школе. Ее жертва – впрочем, приемлемо ли здесь это слово? – потеряла равновесие и рухнула на кровать, исчезнув на несколько мгновений в поднявшихся дыбом одеялах и покрывалах.
– У-у-ух, ты мой сладенький академик! – воскликнула Антонина и принялась искать Леонида Саввича в кровати, в чем вскоре преуспела.