— Ну, а какой тебе, брат, резон? Со всего этого дельца? — поинтересовался я напрямую. У боевого товарища.
Тот закосил буркалами, как заяц во хмелю, однако признался, что резон у него тоже имеется, равно как и у меня. Разве список стукачей, ныне функционирующих в коридорах власти, помешает нам? Очень даже не помешает. А видеокассета со свальным грехом высокосветских жоп? Тоже не помешает.
Я упрекнул друга в нечистоплотных деяниях, хотя признал, что наше поведение лишь следствие всего того беспредельного хаоса, который обрушился на империю.
Куда ни посмотришь — всюду пятая колонна, мною уже неоднократно упомянутая. Колонна предателей, за душой которых нет ничего, кроме единственного желания — быть во власти. Быть рядом с властью. Чтобы власти было всласть. Ради власти можно похерить все романтические заблуждения юности, все чистые помыслы прошлого, всех наивных друзей из другой, простоватой, как целинная портянка, жизни.
Да, мы имеем пятую колонну, сформированную Пятым управлением (идеологическим) КГБ. Героев были единицы. На триста миллионов сто — двести человек. Которые пожелали тюмарить[8] на казенных тюфячках. Остальные предпочли мягкий, съедобный бочок супруги, балычок на завтрак, шашлычок на природе с коллегами, теплый вечерок в кругу семьи под радостные детские взвизги. Нет, я ни в коем случае не осуждаю за эти понятные человеческие слабости. Однако многие из них сами торопились влезть в конторскую петлю. Так, на всякий случай. По принципу: лучше уж я первым стукну — тук-тук, чем мне сделают тук-тук. В дверь.
Что может быть страшнее геца[9]? Ничего. Кроме дворника. (Шутка.) Великий страх основал пятую колонну. И сцементировал ее ряды. Чтобы разрушить фундамент сучьих морд[10], нужны годы и годы. Годы и годы. Правда, ныне сексоты утверждают, что они пали жертвой произвола. Нет, господа хорошие, вы как были осведомителями, так ими и останетесь. До конца своих сумрачных дней. Впрочем, против вас, господа, я ничего не имею. Что можно иметь против дерьма? Место дерьма в нужнике. Не более того.
Единственное, что меня раздражает, так это ваша воинственность и крикливость. Вы больше всех вопите о демократии, свободе, братстве и трудностях переходного периода. Призываете терпеливый народец еще потерпеть до светлого завтра, оставаясь при этом в райских, коммунистических кущах, над которыми вскинули для самосохранения трехцветный, полосатый, как матрац, стяг. И поэтому не лучше ли вам, сучам, засунуть свой мыльный язык туда, где ему самое место? Иначе этой неблагодарной работой буду вынужден заниматься я. А руки у меня — как у акушера-коновала. Могу сделать больно.
— Вот такие веселенькие у нас делишки, — подвел итог генерал Орешко. — Как говорится, полная пазуха огурцов. Да, Шарик?
— Ага, — согласился я.
Пес же лежал бездыханно, бросив все свои жизненные силы на переработку маринованной дряни.
— Так что, Алекс, прошу утрамбовать ситуацию, — проговорил мой боевой товарищ. — Делай что хочешь, как хочешь, но… результат чтобы был! Положительный.
— Руководить тебе псарней, а не людьми, — буркнул я. — Кто же так напутствует? На подвиги…
— Извини. Увлекся, — крякнул чиновник по безопасности. — Какие еще будут вопросы?
— Все вопросы потом, — ответил я, заметив бредущего по тропинке Никитина. — Как банька?
— Пыхтит, родная, — отозвался новоявленный банщик. — Как бронепоезд. Машинист сбор дудит. И требует горючего. Для души.
— Все имеется! — поднялся с крыльца генерал Орешко, размахивая бутылкой, точно противотанковым коктейлем имени В.М. Молотова. — Сто лет не был в бане!.. Мать честная! Ну ты, Владимирыч, хозяин! Кулак-мироед, е-е! Ух, ублажу свою душеньку!.. — И, едва не наступив на распластавшегося ковриком Тузика, грузно побрел среди грядок. Как богатырь земли русской по степи кочевой.
Я покачал головой: хорош защитник Отечества. На пару с обожравшимся песиком Шариком. С такой службой жди различных влияний извне. Бди, чекист, а не бзди на чужих огородах. (Это я за мироеда-кулака!)
Тут мое внимание было привлечено странным поведением еще одного чекиста. Никитин ходил вокруг крыльца и будто что-то искал. Я поинтересовался: что он потерял? Последовал обезоруживающий по своей простоте ответ:
— Так это… Где огурцы? Полная банка была. Огурцов…
И я не выдержал — расхохотался. Боже, как я смеялся! Так смеялся только однажды, когда получил надушенную записку от хакера. Правда, тогда мой смех был горек и скорее истеричен, ныне же я хохотал от всей души. Что может быть прекраснее майского дня, утомленного огурцами пса, недоумевающего товарища, тщетно ищущего неуловимые маринованные овощи, солнечных бликов на трехлитровой банке, валяющейся под крыльцом, порывов ветра и пыхтящей на огородике баньки…