— Барри, как ты можешь!
Она услышала в трубке его хрипловатый смех.
— Не важно. Увидимся вечером. И возможно, к концу второго акта я признаю право Варони требовать от тебя любые жертвы.
— Она так замечательно поет?
— Ну… сегодня сама сможешь оценить. — Барри повесил трубку.
Пока Аликс одевалась, прибыла еще одна посылка с цветами. На сей раз — с белоснежными розами с блестящими насыщенно-зелеными листьями на ножках. Надпись в карточке гласила:
«Подходят под новое белое платье. Барри».
Вот, оказывается, зачем он хотел узнать цвет ее вечернего наряда. Как мило!
Варони уже уехала в оперный театр. Прескотт предупредила девушку, что ей необходимо дождаться Морлинга, и отправилась вслед за Ниной. Аликс поспешно приколола розы к платью и проскользнула в гостиную. Ничто так не злило великого дирижера, как опаздывающие.
Морлинг появился минута в минуту. Увидев девушку, он в изумлении остановился.
— Ах, — дирижер оглядел Аликс с ног до головы, — какая мы сегодня элегантная юная леди.
Уж куда лучше, чем скупая похвала Прескотт, и девушка счастливо заулыбалась.
— Вам нравится платье? Я сделала правильный выбор? — пролепетала Аликс, чувствуя растущее доверие к Морлингу.
— Превосходный выбор. Ты действительно очень красивая, дитя мое.
Он грациозно склонился и поцеловал руку девушки. Аликс, которой еще никто в жизни не целовал руки, почувствовала себя королевой. В машине она сидела, сияя от счастья. Морлинг наблюдал за ней со снисходительной улыбкой
Дирижер покинул девушку перед дверями величественного театра.
— Вот билет. Дорогу найдешь легко. Прескотт присоединится к тебе позже.
Аликс прошла в фойе, чуть дыша от восхищения. Она расслышала за спиной разговор двух женщин:
— Видели? Это Морлинг! Кто эта юная блондинка, что была с ним в машине?
— Скорее всего, и мадам В. хотела бы это знать. — Послышался чей-то ехидный смех.
— Чушь. Она в дочери ему годится.
— Будет вам! Он бы обиделся за такие слова. Взрослая дочь никак не вяжется с его моложавым видом и сенсационно черной шевелюрой!
Аликс зарделась от стыда. Она готова была бежать куда глаза глядят, но знакомый голос окликнул ее:
— Добрый вечер, Аликс. Поздравляю с удачным выбором платья.
— Барри! Спасибо за розы. Смотри, как чудесно они подходят к платью,
— Да, великолепно. — Но взгляд его серых Глаз был устремлен вовсе не на цветы.
Вместе они двинулись по мраморному коридору с огромными зеркалами в золоченой оправе.
— Барри, а сколько лет Морлингу? — поддавшись искушению, спросила Аликс.
— Понятия не имею, дитя мое. Это одна из величайших тайн оперного мира. А зачем тебе?
— Да так… Вот услышала несколько неприятных сплетен.
— О Морлинге?
— И о Нине тоже. Люди порой бывают несносны!
Барри бросил на девушку озадаченный взгляд и взял ее за руку.
— Бедная маленькая Аликс. Старайся не брать в голову. Такова расплата за известность. Видишь ли, Варони и Морлинг — собственность общественности. Любой может говорить о них все, что вздумается. Хорошее и плохое. Понемногу ты привыкнешь. Просто считай всех, кто говорит гадости, сбежавшими из больницы для умалишенных.
Девушка рассмеялась и покрепче ухватилась за руку спутника:
— Барри, с тобой мне так хорошо!
Они вошли в зал и расположились в партере. Барри занял место Прескотт. Секретарша так и не появилась к началу представления.
Впоследствии при звучании первых аккордов «Тоски» Аликс с восхищением вспоминала выступление Варони. Чего девушка ожидала от оперы? Изумительного пения, увидеть свою прекрасную мать на сцене, ощутить проникновенную драму. Но Аликс и представить не могла все богатство музыки и чувств бессмертной «Тоски»: чарующие звуки музыки — и трагедия во всеобъемлющем огне страсти. Это все равно что услышать голос самой судьбы… наблюдать, как переворачиваются страницы жизни. Чья заслуга в том — композитора, Морлинга или певицы — невозможно сказать. Но голос Варони потрясал до глубины души — то мягкий и чувственный, то сильный, наполненный болью и тревогой. Ее голос лился в зал, наполняя все вокруг сиянием красок самой жизни.
Аликс знала, что теперь ей никогда не стать прежней. Она отказалась выйти с Барри во время антракта. Девушка молча сидела в кресле, бледная и встревоженная, пытаясь покорить, что божественное создание, блистающее на сцене, — ее мать.
Однако во время следующего антракта Аликс позволила Барри вывести себя из зала. Кто-то коснулся ее руки.