— Куда ты? — услышала вдруг Баджи голос отца. — Иди домой!
«Мне жарко… Мне холодно… Укрой меня…»
Баджи упрямо шагала не оборачиваясь.
«Без моего разрешения никого, кроме рабочих, не пропускай», — звучал в ушах Дадаша приказ заведующего, и Дадаш обязан был неукоснительно выполнять его. Но в тот момент, когда длинные руки Дадаша готовы были схватить непокорную дочь, она шмыгнула за резервуар.
Баджи ринулась вглубь ущелья, к пролому в заводской ограде, где проходили чугунные трубы, иг распластавшись на земле, как ящерица, скользнула в пролом.
Железные листы резервуаров и каменная ограда скрыли Баджи от Дадаша. Он обозлился и закричал во весь голос:
— Попадись только мне в руки!..
Но Баджи уже в самом деле не слышала его — она была на пустыре.
«Пошла вон!»
Полуденное солнце палило. Земля на пустыре рассохлась и посерела, и лишь местами, возле скреплений труб, пересекавших пустырь, чернели лужицы от просочившейся нефти. Возле одной из них сидел на корточках человек.
Чугунная толстая труба, выползавшая из пролома в заводской ограде, тянулась прямо к нему. Баджи ступила на трубу, сделала шаг, другой. Нефть внутри цокала и присвистывала, труба дрожала под босыми ногами Баджи. Раскинув руки в стороны, Баджи балансировала на трубе и, увлекшись, едва не наскочила на человека подле лужицы.
«Таги…» — узнала она разочарованно.
Первой здороваться с мужчиной девочке не полагается. Мужчине же не подобает одарять вниманием девчонку. Оба молчали.
Рваная, мокрая от пота рубаха едва прикрывала спину Таги. Голова была повязана грязным платком. Штаны из мешковины, подвернутые выше колен, обнажали худые, со вздутыми венами ноги. Сидя на корточках, Таги набрасывал тряпку на маслянистую буро-зеленую пенку лужицы и, когда тряпка набухала, отжимал ее сквозь туго сжатый кулак. Нефть тонкой струйкой стекала в подставленное ведро.
Таги был «мазутник».
Под знойным солнцем, под яростным ветром, с рассвета до темноты гнут свои спины мазутники — сборщики нефтяных отходов, эти люмпен-промышленники Черного города. Их оборудование несложно: шерстяная ворсистая тряпка, одно-два ведра и редко, в качестве роскоши, коромысло. Разгибает мазутник спину лишь для того, чтобы перебежать к новой луже, — нужно скорее наполнить ведра нефтью и сдать ее скупщику.
Таги в этот день был дурно настроен: солнце уже стояло над головой, а ведра оставались почти пустыми — нефть ушла в раскаленный песок и в трещины земли. С утра, правда, были жирные лужи, но подле них уже копошились люди, а, по неписаному закону мазутников, пришедший к луже первым — ее хозяин. Все утро Таги зорко оглядывал линии труб, но даже его опытный глаз не нашел ничего утешительного. Теперь Таги сидел на корточках у высохшей лужи, слушал, как в чугунной трубе гудит мощный поток нефти. Невеселые мысли одолевали Таги: солнце скоро начнет садиться — вряд ли удастся заработать на обед; ко всему — эта девчонка, стоящая над душой.
— Уйди отсюда! — отогнал он Баджи.
Но она не уходила: интересно смотреть, как собирают мазут.
— Говорю, уйди! Не то… — Таги замахнулся тряпкой.
Баджи отскочила. Стоя поодаль, она продолжала наблюдать за мазутником.
Хорошее дело — собирать мазут! Но разве можно сравнить мазутника с отцом? Заводский сторож сидит у ворот на скамейке, кого хочет — пускает на завод, а кого не хочет — гонит прочь. С отцом говорят важные люди, отец живет в большом доме. А мазутник? Мазутник ползает целый день по земле, важные люди с ним не разговаривают, и живет он невесть где. Нет человека ниже мазутника. И он же еще прогоняет ее!
Баджи презрительно оглядела Таги и побежала прочь.
Возле стены мальчишки играли в «альчики» — в бараньи бабки.
Баджи наблюдала, как, запущенные мальчишеской рукой, летят альчики по расчищенной дорожке к выставленным в ряд орехам. Раз! — и несколько орехов выбито. Играли мальчишки на деньги и на орехи. Проигравшимся милостиво разрешалось играть на оплеухи, которыми их звонко награждали удачники.
Баджи не спускала глаз с игроков. Вот бы ей дали выбить хотя бы один орех! Не раз, в одиночестве, она выставляла в ряд вместо орехов круглые камешки и издали выбивала их плоским голышком, воображая, что играет в «альчики».
— Дай кинуть! — шепнула она одному из мальчишек.
— Пошла вон! — ответил тот.
Какой-то мальчик, карманы которого оттопыривались от орехов, сказал великодушно:
— Пусть играет!