По четвергам жены Шамси идут с детьми в баню.
У мужчины, если он хочет развлекаться вне дома, есть чайная, мечеть, магазин. А что есть у женщины, кроме бани?
Готовятся к походу спозаранку, наряжаются в лучшие платья — где, как не в бане, можно себя показать во всей красе, и на людей поглазеть, и посудачить? Кроме того, непристойно женам ковроторговца являться в баню налегке, словно только затем, чтобы вымыться, как женщинам из простонародья.
Ана-ханум старается нарядить и Фатьму: двенадцать лет дочке, скоро невеста. А мало, что ли, злых языков в бане? Разнесут слух по всей Крепости, что дочь ковроторговца Шамси одета как нищенка — кто после этого возьмет девку в жены?
Баджи наблюдает, как тщательно наряжает Ана-ханум свою дочку. Красивое платье! Самой Баджи, видно, придется пойти в том, в чем она ходит обычно — в обносках с плеча Фатьмы. Внезапно в лицо ей летит кофточка Фатьмы.
— Платье слуги — зеркало платья хозяина! — изрекает Ана-ханум. — Напяливай скорей!
Женщины идут по крепостным переулкам установленным строем — гуськом: впереди, как полагается, старшая жена, за ней — младшая, затем — Фатьма и, наконец, замыкая шествие, с тазами, бельем, банными принадлежностями на голове — Баджи.
Ана-ханум старательно кутается в чадру. Время от времени она неожиданно оборачивается и строго оглядывает спутниц — хорошо ли они скрыты от посторонних взоров? Кокетливая Ругя доставляет ей много забот: едва ступив на улицу, она стремится хотя бы мельком показать свое веселое лицо прохожим мужчинам — приятно, блеснув живыми глазами, поймать ответный взгляд и тут же лукаво прикрыться чадрой.
«Видно, считают ее красивой!» — думает Баджи, замечая, как оборачиваются мужчины вслед Ругя, оглядывая ее плотную фигуру.
— Вот скажу про твои проделки Шамси, тогда узнаешь, как вести себя! — грозит Ана-ханум младшей жене. Она не может успокоиться: странный народ эти мужчины — этакую деревенщину предпочитают ей, Ана-ханум, дочери и внучке городского купца!
— А ты еще, видно, рассчитываешь понравиться и стать невестой, что так кутаешься в чадру! — иронизирует в ответ Ругя: она намекает на то, что шариат — закон писаный — не осуждает, если чадру снимает старая женщина, уже не рассчитывающая вступить в брак.
— Замолчи ты, чертова мастерская! — шипит Ана-ханум, имея в виду предание о том, что бог научил человека полезным занятиям и ремеслам, а черт — праздному тканью узоров. Исстари узорное ковроткачество рассматривалось как неугодное богу занятие, а ковровый станок с принадлежностями назывался чертовой мастерской; с течением времени, правда, отношение к ковроткачеству изменилось, но пренебрежительное «чертова мастерская» сохранилось.
Всю дорогу жены грызутся. Слепые птицы, на миг выпущенные на волю, они злобно клюют друг друга, не видя неба, солнца, людей…
Наконец все четверо в бане.
Ана-ханум наливает в таз горячую воду и вновь затевает перебранку с Ругя. В пылу ссоры она роняет таз, окатывает себе ноги горячей водой.
— Баджи! — пронзительно визжит она. — Тащи скорей холодную воду! Я горю!
Баджи хватает таз и мчится к крану за водой, но ее оттесняют другие женщины. Сквозь громыхание тазов, плеск воды, шум голосов слышатся вопли Ана-ханум. Наконец Баджи удается набрать воду и плеснуть на ноги Ана-ханум.
— Из-за вас все это — из-за тебя, Семьдесят два, и из-за твоей прислужницы… — хнычет Ана-ханум, разглядывая свои побагровевшие ноги. — Чтоб вы сгорели, проклятые!
Ругя в ответ кивает на ноги Ана-ханум и смеется:
— А ты уже горишь!
Ана-ханум приходит в ярость, хватает таз.
— Вот ошпарю вас обеих кипятком, тогда увидим, кто раньше сгорит!
Ругя и Баджи с визгом бросаются в стороны. Веселый день — четверг! В другие дни Шамси прикрикивает на жен, если они уж слишком расходятся; в другие дни соперница может улизнуть в свою комнату и уклониться от схватки. Но в четверг по дороге в баню и в самой бане — раздолье, в четверг, накануне помой пятницы, можно сцепиться с соперницей так, как она того заслуживает, и отвести душу!..