Абдул-Фатах тоже говорил долго, потому что не подобает почтенному мулле говорить коротко — еще подумают люди, что нечего ему сказать.
После Абдул-Фатаха заговорили аксакалы — тоже против обычая мести. За ними выступили представители обоих родов, склонные к примирению, и, наконец, наиболее упорные ревнители кровной мести, уступившие общему миролюбивому настроению. Гости одобрительно покачивали головой: неровен час, на любого из них может обрушиться этот жестокий обычай.
В итоге Хабибулла составил договор, но которому кровная вражда между Шамси и враждебным ему родом прекращается навеки. Представители враждебного рода и Шамси подписались под договором. Хабибулла, в качестве уполномоченного от комитета, и Абдул-Фатах, как духовное лицо, скрепили документ своими подписями. На нужды комитета и мечети поступило по двести рублей от каждой из помирившихся сторон. По окончании церемонии бывшие кровники обнялись и облобызались.
На радостях Шамси свершил и жертвоприношение: своей рукой зарезал двух ягнят.
— Пусть лучше, прольется кровь ягнят, нежели наша! — воскликнул Шамси, обращаясь к недавним своим врагам и обтирая о траву окровавленный нож.
Баджи видела, как кровь хлынула из горла ягненка, заливая белоснежную шерсть. Охваченная жалостью, она закрыла лицо руками и убежала.
Вскоре пир пошел горой.
Ана-ханум, как всегда, оказалась на высоте: приготовленное ею нежное мясо ягнят таяло во рту. По ее приказанию Ругя, Фатьма и Баджи подносили гостям свежие фрукты из сада, рассыпчатые печенья, душистый чай. Они ставили полные яств подносы на край ковра и тотчас убегали, чтоб, упаси аллах, кто-нибудь не заметил и не осудил их. Три слепых и рябых музыканта — кеманча, тар и бубен — играли не переставая. Гости подпевали, прищелкивали в такт пальцами, а кто помоложе — пускался в пляс. Женщины, стоя на почтительном расстоянии, наблюдали из-за деревьев, как пируют мужчины.
«Хорошая это штука — национальный комитет! — мысленно восхищался Шамси, сидя у длинного узкого ковра, уставленного яствами, и благодушно потчевал гостей, не забывая при этом и себя. — Молодежь и стариков, шиитов и суннитов, богатых и бедных, хозяев и рабочих, мстителей и тех, кому они мстят, — комитет всех старается примирить, сеет согласие и дружбу! За двести рублей я буду жить спокойно до самой смерти. Ведь сам я никого пальцем не трону — пусть только меня не трогают. Бедный Дадаш! Жаль, что не дожил до этого времени!..»
Шамси прослезился.
— Баджи! — позвал он тихим голосом, смахивая слезу. — Ешь персики, абрикосы, сколько хочешь!
Баджи не хотелось есть — за день она успела вдоволь полакомиться на кухне и в саду, — но все же, выбрав три самых крупных персика, съела их: не часто угощал ее дядя так ласково, как в этот день; она готова была простить Шамси многое…
Ночью Баджи проснулась — в комнате было душно — и тихонько выскользнула в сад.
Гроздья винограда, омытые ночной росой, блестели в лунном свете. Баджи легла возле гибкой лозы, вдохнула ее свежесть. Слышен был мягкий шум моря. Звездное небо простиралось над спящей землей, и Баджи, глядя на звезды, как обычно, принялась их считать. Она насчитала сто, и двести, и еще много звезд — очень много! И удивилась: было время, когда она не могла сосчитать все окна в фирменном доме.
О, как далек был он сейчас, этот фирменный дом, как далеко было жилище ее детства!.. Грязные стены со следами насекомых, закопченный потолок, щелистый пол… Пуст угол отца — отец у ворот; пуст угол брата — брат в школе; в углу у окна — больная мать; в углу у двери — она сама… Каким убогим представлялось ей это жилище, когда она переехала в Крепость, в дом дяди, и каким близким, родным возникло оно в ее памяти сейчас!..
В субботу утром за Шамси и его друзьями приехал фаэтон. И снова сидела Баджи на фаэтоне, скорчившись в ногах Шамси, Абдул-Фатаха и Хабибуллы.
— Теперь ты нескоро приедешь сюда! — крикнула ей вдогонку Фатьма, показывая язык.
Все лето Баджи провела в городе.
Днем некуда было деться от солнца, вечером — от духоты. Всюду пыль, вонь от гниющих отбросов. Все лето Баджи убирала комнаты, таскала воду, стряпала, волочила на крышу тяжелый ковер Шамси.
Где-то на другом берегу цвели деревья, шумело чистое море и виноградники были покрыты свежей росой. Где-то на другом берегу Фатьма целый день гуляла в тенистом саду, объедалась персиками и виноградом.