Мы поднимались по широкой гулкой лестнице на шестой, последний, этаж огромного довоенного дома. Он сказал, что в их доме неработающий лифт - явление редкое.
У-уф! Не повезло.
Перед моими глазами мелькали его тугие икры и бёдра, обтянутые голубыми джинсами. Джинсы были вытерты до белизны на самых выпуклых местах. Почему-то это вдруг разволновало меня.
На четвёртом этаже я отстала - по современным стандартам это был едва ли не седьмой.
Он остановился и шутливо предложил мне помощь, словно я взбиралась на скалу. Один пролёт мы преодолели за руку, потом я снова отстала.
Когда я поднялась, он уже был в квартире и стоял в проёме лицом ко мне, одной рукой опираясь на торец распахнутой двери, другой - на стену, и помигивал светом, как маяком. Я вошла, он закрыл дверь и я оказалась в кольце его рук. Мы оба тяжело дышали после подъёма и вяло улыбались друг другу, словно извиняясь за это. Он снова щёлкнул выключателем - лампочка мигнула и погасла. Прихожая освещалась только светом, попадавшим в неё из гостиной.
Я вдыхала запах его сигарет и едва ощутимый к вечеру аромат туалетной воды - терпкий, энергичный, такой же спортивный, как он сам, смешанный с запахом разгорячённого тела. И снова с удивлением почувствовала, как волнение охватывает меня. Это было слишком редкое явление в моей жизни. А то, что оно относилось к человеку стоящему сейчас передо мной, и вовсе обескураживало.
Мы были знакомы так давно и так близко, что стали родными. Чего только ни пережили мы вместе за... за двадцать с лишним лет! И ни разу мне не пришло в голову, что он - просто мужчина. Наверно, потому, что узнала я его, когда он был ещё мальчишкой, пятнадцатилетним гадким утёнком, единственной страстью и занятием в жизни которого было качать железо в подвале соседнего дома. А я была взрослой женщиной и выходила замуж за его брата...
Я положила ладони ему на грудь. Он задержал дыхание. Я невольно сделала то же.
Он опустил руку мне на волосы и теребил их, пробираясь к шее. В голове поплыло. Мы всё так же тяжело дышали. И было уже не понять, отчего.
Он ждал моего следующего сигнала. Его горячая ладонь мяла мою щёку, большой палец касался губ. Я лизнула его и прикусила.
Тогда он схватил меня в охапку и стал целовать. Больно и нежно, яростно и бережно.
Я теряла сознание. Я никогда прежде не испытывала ничего подобного. Мне стало страшно.
Я остановила его. Он отреагировал мгновенно и замер, словно оказался на самом краю пропасти.
- Что? - Прошептал он.
Это развеселило: я всё ещё была для него старшей, которую он слушался, как мать или сестру, хотя в нашем нынешнем возрасте разница в семь лет стала сугубо номинальной.
- Ты соображаешь, что мы делаем?
- Соображаю.
- Ты соображаешь, как это называется?
- Соображаю.
Наше прерывистое дыхание и пылкие объятия мало способствовали увещеваниям подобного рода.
- И что?
- Я люблю тебя. И ты это знаешь. - Он отпустил меня как-то безнадёжно.
Я была ошарашена. Всё, что угодно: удачный день и предвкушение приятного вечера, жара, долгое одиночество, в конце концов - только не это!
Я взяла его лицо в руки и в сумерках прихожей попыталась заглянуть ему в глаза. Мы были одного роста, когда я надевала каблуки. Оба его брата - высокие и худые, а он пошёл в мышцы. Из-за железок, наверное.
Он не смотрел на меня. А я вдруг увидела его губы, которых, кажется, никогда и не видела, которые только что так страстно целовали мои, его большой лоб, насупленные брови.
- Что ты сказал?
- Я люблю тебя. - И он взглянул прямо мне в глаза.
Я растерялась.
- Я люблю тебя. - Повторил он. - Только не говори, что ты этого не знаешь.
- Перестань. Это от жары... Не выдумывай.
Он убрал мои руки и сел на комод.
- Такие вещи не выдумывают, они просто иногда происходят... С людьми... С некоторыми людьми.
- Но... ты же...
- Не надо! Только глупостей не говори! Ты ведь умная женщина. Хотя, и дура тоже. - Он помолчал. - Какая же ты дура!
Я подошла к нему и положила руки на его колени. Он сдвинул ноги, зажав меня, и переплёл их сзади.
- Это почему же я дура? Потому, что не...
- Замолчи, не плоди глупость, я знаю, что ты сейчас скажешь.
- Хорошо, молчу.
Он тоже молчал, теребя прядь моих волос. Рука касалась запястьем моей груди - это он нарочно или безо всякой мысли? Как бы то ни было, во мне опять поднялось пугающее ощущение, что я вот-вот перестану владеть собой.
- Ты забыл, что нас ждут?
- Нас не ждут.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Что сказал.
- Ну-ка, ну-ка...
- Не ждут, и всё!
Он отстранил меня и спрыгнул на пол.
- Чай будешь?
- Нет, ты сначала объясни, что происходит.
- Позвонил Ярек и сказал, что его вызвали. Срочно.
- А Гарик знает?
- Знает, я сам ему перезванивал.
- А что же ты мне раньше не сказал?
- Не сказал и всё. Какая разница? Вот теперь говорю. - Он наливал в чайник воду.
Я засмеялась:
- Ну и болван же ты!
Он посмотрел на меня и серьёзно спросил:
- Ты думаешь? - Подошёл ко мне и остановился в полушаге.
Теперь он смотрел на меня чуть сверху - я скинула туфли в прихожей.
Мне снова стало не по себе. Словно какое-то мощное поле, излучаемое им, проникало в мои клетки. Или смерч, только без движения воздуха... Это неведомое что-то корёжило мою плоть, разум, чувства. Может быть, так и должно быть между мужчиной и женщиной?..
Неужели, и вправду, со мной не случалось ничего подобного?
* * *
С мужем, моим единственным мужчиной, я не испытывала сильных ощущений. Всё было ровно и обыденно. А последние годы - почти никак. Он уставал всё чаще, и его измождённое тело, спрятанное к тому же в невесть с чего появившуюся в его обиходе пижаму, стало таким далёким. Мне тоже пришлось завести ночную рубашку, к которой я долго не могла привыкнуть. Но женщина привыкает ко всему...
Я любила своего мужа, и другие мужчины не составляли для меня иного интереса, кроме духовного.
У нас была большая весёлая компания, точнее, семья. Старший брат, Гарик, с женой и двумя сыновьями. Младший, Рома - Ромашка, как все его звали - тоже с женой и сыном. И мы. Забавно, но у нас тоже сын. Итого: десять дней рождений в году, плюс самый главный праздник - день свадьбы родителей. До сих пор не встречала подобного - многие просто не знают, когда их родители стали семьёй. А у нас это - святой день. Даже теперь, когда они уже лет десять живут далеко от нас, мы собираемся за большим столом и празднуем их очередную годовщину.
Кроме того, всяческие общие праздники и множество разных поводов для встреч. Совместные пикники, мужчины с сыновьями в бассейне или на рыбалке, женщины в хлопотах на огромной Ромашкиной кухне - просто идиллия...
Только вот Ромашка нарушил эту гармонию. Не он, вроде бы, а его жена - так все считают. Во всяком случае, она ушла от него к другому. Пять лет назад.
Я помню, как он плакал в нашем доме и уснул на моих коленях. Мне было жаль его будить, и я просидела с онемевшей спиной до часу ночи, пока он не проснулся. Видно, забыв во сне про горе, и решив, что я - это его Светка, он начал страстно ласкать меня в темноте ища губами мои губы. Я сказала: Ромашка, успокойся, это же я. Он, казалось, не удивился, но успокоился, перевернулся на другой бок и уткнулся лицом мне в грудь. Тогда я впервые в жизни по-
жалела, что мой муж не такой пылкий, как его младший брат.
Потом Ромашка запил. Ярослав отобрал у него ключи от квартиры и перетащил к нам. Наш сын тогда только поступил в медицинский в Москве, туда же, где учились отец и дед, и Рома жил в его комнате.