– Антон! – выкрикнула она. – Нет, но почему?!.. Почему все крючки!
С этого дня мы с Антоном находились в состоянии перманентной войны. Мой брат пускал в ход деревянную клюшку и пластмассовую саблю, а я свои природные когти – и в итоге победа всегда оставалась за мной. Наверное, если бы он в самом деле хотел меня прибить, то покалечил бы наверняка – это я понял гораздо позже, когда уже вырос. Он просто пугал меня, ставил на место. Но кота невозможно поставить на место – этого мой старший братец не знал. Кот будет драться до конца – с любым, даже самым сильным противником. Так, как будто он не кот, а самый настоящий тигр.
3Первые три года жизни я просто двигался, действовал, жил, фонтанировал жизненной энергией по максимуму, как любое юное и сильное существо. В молодости мы не задумываемся над собственным предназначением: живем, жмурясь на солнце; когда нам что-то по сердцу – урчим; когда хотим напугать – шипим и пускаем в ход когти. И еще деремся, отстаивая свое место под солнцем, на которое можно жмуриться. Ох, как я дрался! К трем годам башка моя вся была покрыта шрамами, а от ушей остались крошечные обрывки и бугорки. Весной кровавые ссадины покрывали всю морду, к осени башка зарастала шерстью, бока округлялись, и я приобретал более или менее приличный вид – вот только уши выдавали мою геройскую натуру. С некоторых пор в доме меня называли не иначе как Бандит – но всегда с нежностью в голосе, бросая россыпь нарезанной колбасы или кусочек курицы в мою миску.
Разумеется, я бы предпочел более экзотическое имя. К примеру, Петроний. Так звали кота в повести, которую читал Антон. Брат мне об этом рассказал как-то – в тот день, когда в очередной раз пытался мириться. Повесть мне очень понравилась. Тот человек, что ее написал, понимал котов как никто другой. Коты всегда ищут дверь, за которой лето, даже если всякий раз их встречает метель и мороз. Они просто знают, что однажды дверь в лето распахнется. Надо только не лениться ее открывать.
Я два дня переживал, что имя Петроний занято, а потом решил согласиться на Рыжика. Лучше быть миллион первым банальным Рыжиком, чем вторым подражательным Петронием.
По несколько раз за день я обходил свой участок – не только наш сад вокруг дома, но и все ближайшие сады до естественной границы вонявшего гудроном и бензиновыми выхлопами шоссе с одной стороны и до владений Собачника – с другой. Через год все хозяева знали меня в лицо и признавали мою миссию.
Мне оставляли на крыльце или у дорожки что-нибудь вкусненькое – кто кусочек рыбных консервов, кто – нарочно купленный корм. Я шествовал от миски к миске утром, днем и вечером.
– Рыжик, кис-кис…
Ночью тоже я совершал обходы – три или четыре раза минимум. Когда было тепло – усаживался на обрубок березы, тот самый, где меня нашли, и обозревал окрестности.
Осенью, а особенно зимой, в морозы, я совершал небольшой пробег и возвращался в дом, ложился на кровать в ноги хозяйке, к утру она сворачивалась калачиком, а я занимал добрую треть двуспальной кровати.
– Скоро этот Бандит вообще тебя с койки выживет! – вздыхал поутру хозяин и чесал меня за ободранным ухом.
4Разумеется, я был амбициозен. Все кошки амбициозны. Потому что кошки – это не выросшие тигры. Мы движемся и живем не под стать нашим размерам и весу. Мы не боимся, не покоряемся, не лижем униженно руки. То есть иногда лижем руки, но походя, в знак особого расположения. Тремся о ноги? Но кто сказал, что это просьба? Это требование. Мы требуем ласки, внимания, жратвы. Впрочем, я редко трусь о ноги, я просто иду на человека, задрав голову, смотрю в глаза и требовательно спрашиваю: «Где еда?»
– Смотри, какой у этого рыжего наглый бандитский взгляд, – смеялась соседка Аглая.
Ага, вы слышали, чтобы кто-то сказал, будто у тигра наглый бандитский взгляд?
Да, всё дело в размерах.
Когда я понял, что вырасту до очень солидных размеров, то очень обрадовался. Но это была преждевременная радость: даже самый большой кот – все равно маленькое животное, и сила его не в размерах, а в умении вскочить на забор одним прыжком и в остроте когтей. Кот нападает, а потом удирает. И он не может, как тигр, массой громадного тела остановить прущий на него автомобиль.
Когда в доме никого не было, я разбегался, башкой распахивал дверь в гостиную и замирал перед зеркалом. Я смотрел на себя, рыжего, с явно проступающими тигриными полосами поперек шкуры, и изумлялся:
«Неужели это я – такой маленький, что едва виднеюсь в самом низу огромного зеркала у среза рамы? Как такое может быть? Ведь я кажусь сам себе таким большим!»