Василий Петрович Кузнецов — мужчина пятидесяти шести лет, вместе со своей помощницей, Зинаидой, составляли отчёт о заготовленной продукции для отправки на фронт.
Вписывая в таблицу сухие цифры, за которыми стоял тяжёлый, изнурительный труд измученных людей, Кузнецов вспомнил того, упрямого, старика-казаха. Все звали его Толеутай-ата. Сколько лет ему, никто не знал, да он и сам, пожалуй, не ответил бы. И не важно было, какой по счету десяток разменял старик, а важно то, что был он из той породы людей, что гнется, но не ломается. Самая трудоспособная единица в его армии. Всего в колхозе насчитывалось восемь стариков. Но на работу выходило только пятеро, трое были очень слабы здоровьем. При этом Толеутай-ата — самый старший из них.
Василий Петрович оторвался от схем и таблиц и посмотрел на помощницу.
— Скажи, Зинаида, ведь получается, что семьи, куда мы поместили эвакуированных, получают дополнительный паёк, так? — И не дожидаясь ответа от женщины, продолжил.
— Так. А наш Тулютай-ата, добровольно, кроме своей кормит семью, аж из двух человек, так? А что, если мы немного добавим ему из провианта, а?
— Василий Петрович, дорогой, она ведь жена врага народа. А если НКВД узнает, не дай бог? Вас же расстреляют без суда и следствия. Не надо рисковать, у вас, ведь, тоже семья есть, дети. Как они без вас, потом?
— Ну да, ты права, Зина. Забыл я что-то, в какое время мы живем. Хоть и не тридцать седьмой год, а все же лучше не лезть, куда не просят.
Мужчина снова углубился в записи, но через минуту-другую подперев щеку широкой ладонью, выудил из памяти один холодный, октябрьский день.
Его вызвали в эвакуационный пункт, в Караганде. Начальник, товарищ Багрянский, вручил ему список эвакуированных людей, которым нужно было обеспечить проживание и пропитание. Всего восемь семей. Они прибыли эшелоном из Донецка. Кроме того, в Караганду переехал Ворошиловградский завод имени Пархоменко.
В помещение, которое, по всему, приходилось и кабинетом начальника и приемной одновременно, набилось немало народу. Сам начальник, товарищ Багрянский, его помощники — трое мужчин — и граждане «просители»: у всех в руках были листочки, кто-то писал сам, остальные — их было большинство — ждали своей очереди у стола, за которым сидел помощник, заполняя заявление под диктовку молодой женщины.
Кузнецов негромко поздоровался и подошел к столу Багрянского. Тот, тоже, что-то строчил на бумаге, поднял глаза на Василия Петровича, услышав его бормотание: «мне сказали явиться к вам…»
— А-а, это какой колхоз?
— Подсобное хозяйство номер шесть при колхозе имени Свердлова.
— Сейчас, я вам выдам список и распоряжение.
Он стал рыться в бумагах, выискивая нужную, попутно приказав двум сотрудникам, отправиться на вокзал, а Кузнецов стал ждать, разглядывая посетителей. То, что это были не местные, было видно по одежде и манере говорить. «Эвакуированные, — подумал Кузнецов, — откуда, интересно?»
— Из Пскова я, — ответила женщина на вопрос помощника и на мысли Василия Петровича.
Наконец, посетители ушли и помощник, собрав в стопку заявления и прочие справки, положил их перед Багрянским.
— Шарипов, ты, давай, заполни справку за сегодняшний день.
Багрянский протянул ему листок с напечатанным текстом.
— Вот данные, прибыло, значит, две тысячи тридцать три, из них мужчин — триста девяносто два, женщин — девятьсот девяносто три, детей шестьсот сорок четыре, трудоспособных — тысяча четыреста шестьдесят девять. Пиши, давай, я продиктую. Вы, подождёте немного? — опомнился Багрянский, взглянув виновато на Василия Петровича.
— Конечно, товарищи, я понимаю.
— Так. Далее, из Москвы-сто восемьдесят два, из Ленинграда-шестьдесят, из прифронтовой полосы-тысяча семьсот тридцать восемь, из других мест-пятьдесят три. Без документов-сорок семь. Так, находится на пункте-тысяча сто пятьдесят пять. А, и это, из других мест лучше расписать подробно: сколько из Минска, Одессы, Житомира, Витебска, Полоцка. Хорошо? И не забудь, напиши число и год: пятнадцатое октября тысяча девятьсот сорок первого года. Пока заполняй, потом на обороте, для себя уже, напиши кого куда распределили.
Он взял листок бумаги, лежащий сверху. Заявление от гражданки Прукишиной.
— Так, прошу принять меня на работу в должности медсестры, — скороговоркой читал Багрянский- в сороковом году окончила в Пскове медтехникум…После окончания…на работу в Центральные ясли номер четыре, где и работала до эвакуации.
Багрянский взял ручку и не раздумывая, прямо поверх «шапочки» заявления — бумагу нужно экономить — написал: зачислить медсестрой с … Написал число и расписался.