Она поняла, что не уснет, и резко села. Сигурд предлагал ей и эту ночь ночевать в лофте, но женщина отказалась и устроилась прямо на берегу, вместе со своими викингами. Жестковато, конечно, но не спится ей вовсе не поэтому. Она встала, подобрала с земли свой плащ, на котором лежала, и закуталась. Последнее время она сильно мерзла. Осторожно ступая, чтоб не отдавить кому-нибудь из спящих руку или волосы, женщина выбралась на берег и пошла туда, где дремал ее корабль.
В ночной полутьме, густой, как торфяная вода в медленной речке, ее драккар показался ей как две капли воды похожим на «Змея». Но «Змей» сейчас далеко, на нем ходит Орм. Хильдрид погладила просмоленный борт.
— Ты меня не подведешь, не так ли? — прошептала она, улыбаясь. Ей показалось, что теплое дерево ответило согласием.
— Куда ты, Хиль? — позвал Альв.
Она на миг обернулась.
— Тише, всех перебудишь. Решат, что Эйрик на подходе.
Альв хмыкнул.
— Ты что, и дальше собираешься ходить за мной по пятам? — спросила женщина.
— Не по пятам. Но ходить буду.
— Альв, неужели мне по берегу погулять нельзя?
Он подошел сзади и осторожно обнял ее. Прижал к себе. Он уже привык проделывать это медленно, как бы давая женщине возможность мягко высвободиться из его объятий и тем самым избежать размолвки. Реакцию Хильдрид никогда нельзя было предугадать.
На этот раз женщина не отстранилась. Но и не прижалась — рассматривая корабль, она делала вид, будто ничего не происходит. Он попытался повернуть ее к себе, но Гуннарсдоттер воспротивилась. Отступая, Альв лишь поцеловал ее в затылок. Взял за плечи, сжал. Хватка была не из слабых, но все равно воспринималась как ласка.
— Послушай, сколько лет тебе было, когда ты завел себе девушку? — вдруг спросила женщина. Она и сама не понимала, почему этот вопрос вырвался у нее.
Она ожидала, что он ответит грубо или насмешливо, но викинг, казалось, даже не удивился. Лишь помедлил немного.
— Четырнадцать. Она была рабыней.
— И что? — заинтересовалась Гуннарсдоттер. Обернулась и посмотрела на него так лукаво, что он решил — это такая игра. Попытался схватить ее в объятия, но женщина ускользнула. Альв не удивился — с Хильдрид никогда не знаешь, чего ожидать.
— Ничего. Встречались зиму, потом она забеременела от одного раба, и им позволили жить вместе.
— А со свободными?
— Было и со свободными. Когда мне было семнадцать, я встречался с дочерью одного бонда. Долго, полтора года… Почему ты спрашиваешь?
— Так… Скажи, а если бы она забеременела, что б ты делал?
Альв с недоумением пожал плечами.
— Тогда я об этом не думал. Или думал… Теперь не помню. Думаю, в этом случае наши отцы что-нибудь решили бы. Отказываться я не собирался, если ты об этом.
— Нет-нет, не об этом, конечно.
— Тогда что же? Что случилось? Ты все-таки собралась за меня замуж?
Хильдрид прыснула.
— С каких это пор женщина, собираясь замуж за мужчину, выясняет, сколько у него было девиц? Скорей уж, скольких врагов он убил. А еще вернее — сколько серебра в его сундуках.
— Тогда что?
Она пожала плечами и плотнее завернулась в плащ. Море близ берега окутывала полупрозрачная дымка предрассветного тумана, но тьма еще не рассеялась, и туман даже нельзя было рассмотреть, только почувствовать — влажный липкий воздух пробирал до костей. На берегу царила тишина, даже волны прибоя, казалось, решили ненадолго отдохнуть, и шуршали по песку тише, чем обычно. Или, может, это ей лишь казалось. Вокруг все спали, набираясь сил перед завтрашним походом. Только она да Альв, болваны, торчат на берегу.
— Ты знаешь, моя дочь завела шашни с Хаконом.
Викинг немного подождал продолжения, а когда понял, что ничего больше не услышит, дернул плечом и пробурчал:
— Так что? Дело молодое.
— Ха!..
— Что тебя беспокоит больше всего?
— А если будет ребенок?
— Ну, и? Думаешь, Хакон не признает отпрыска?
— Конечно, нет. Он же христианин.
— А у христиан что, нет чести?.. Перестань, Хиль, ему просто не позволят поступить бесчестно. Ему не наплевать на законы. О том, что, если уж такое случится, Алов родит именно от него, будут знать очень многие.
— Так-так, — женщина повернулась и схватила Альва за рубашку. — Ты об этом тоже знал. Так? Ты же знал, что они встречаются!
— Знал, конечно. На корабле ничего не спрячешь. На стоянке тем более.
— И мне не сказал?
— Я для чего тут нахожусь? Чтоб драться или чтоб девиц пасти?
— Ладно-ладно, не обижайся. Похоже, правду говорят, что мать обо всем узнает последней. Но ты меня убедил. Пусть делают, что хотят. В конце концов, дочка почти взрослая, — Хильдрид хихикнула.
Подобная шутливая манера беседы была им не свойственна — обычно их разговоры получались очень деловыми, а когда деловой разговор был неуместен, они в основном молчали. Конечно, Альв умел шутить, да и Хильдрид любила ввернуть что-нибудь эдакое, но они слишком давно, слишком хорошо друг друга знали, и понимали без слов.
Викинг заботливо посмотрел на Хильдрид.
— Ты бы все-таки вздремнула.
— Мне вредно много спать.
— Пойдем, я тебя уложу.
— Ага, и колыбельную споешь.
— Боюсь, я тогда перебужу весь лагерь. Но если хочешь…
— Ну, тогда они решат, что на Хладир напали финны и орут свои боевые кличи… Иди отдыхать. И я пойду тоже.
Она улеглась и долго ворочалась на камнях, которых, оказывается, слишком много на нордвегрской земле, в жухнущей траве…
Перекусив, отряд юного конунга Хакона выступил в поход. Царило безветрие, и мужчинам пришлось сесть на весла. Впрочем, никто не ожидал нападения, Эйрик, наверное, все еще в Вике, поэтому на весла можно было сесть налегке, без доспехов, без шлемов, на всякий случай положив оружие поблизости и укрепив щиты на планшире. Хильдрид чувствовала себя прекрасно, хотя проспала, может быть, всего пару часов. Впрочем, по фьорду Трандхейма она могла провести драккар даже с завязанными глазами. Руки сами вспоминали все необходимые движения, и «Лосось» скользил по волнам, как коньки по льду.
— Хей, Равнемерк, уж не хочешь ли ты обогнать корабль конунга? — зычно крикнул кто-то. На миг отвлекшись от волн и ветра, женщина покосилась в ту сторону. Ну конечно, Гутхорм.
— Вперед положено пускать лучших воинов, — звонко ответила она. — А конунг пусть держится сзади, где лучше видно. Он один — нас много.
— Уж не сама ли ты провозгласила себя лучшей?
— Тут уж само собой получается. Кто впереди, тот и лучший.
Хохот воинов отвечал каждой их фразе. Заинтересованные перепалкой викинги незаметно для самих себя сильнее налегли на весла. Драккары рванулись вперед, словно настоящие живые драконы, распустившие крылья по ветру.
— Эй, не спорь с Равнемерк, Гутхорм, — подзадорил кто-то, кого Гуннарсдоттер уже не узнала. — На кораблях ее никто не обгонит.
Путешествие получалось веселое. В Трандхейме Хакона встречали радушно, и, хоть даже самые богатые бонды не могли прокормить всю его армию, викинги не голодали. Хильдрид, как вождю своего небольшого отряда, фактически приходилось заботиться только о корабле, об остальном заботились гостеприимные хозяева — если не хватало мяса в одном хозяйстве, припасы приносили из других, да еще давали с собой. Всюду к войску Воспитанника Адальстейна присоединялись воины или мальчишки, желающие начать свою воинскую карьеру, но не имеющие пока ни оружия, ни доспехов, и умеющие ровно столько, сколько умеют парни в их возрасте.
Берген оказался так же гостеприимен. Всюду — и в Согне, и в Урнесе, и в Хердаланде — Хакон обзаводился новыми отрядами, некоторые херсиры[20] и даже ярлы, назначенные в свое время Эйриком, присоединялись к нему на своих кораблях, принося присягу верности. В Бергене был созван тинг, хотя привычное время для собрания уже прошло, и на этом тинге младшего отпрыска так же охотно, как и в Трандхейме, провозгласили конунгом. Вскоре число воинов Воспитанника Адальстейна выросло до пяти тысяч и тридцати кораблей — невиданное воинство. Правда, держать его долго Хакон не мог, понятно, что после битвы с Эйриком почти всех придется отпустить. Многие бонды оставили хозяйство, чтоб отстаивать в бою права нового конунга — настолько им поперек горла стал Кровавая Секира — разумеется, они желали вернуться к себе в поместья уж никак не позже Дистинга[21], а лучше бы и раньше.