Выбрать главу

А завтра мы, как и обещали председателю, доделали свои недоделки, целый самосвал асфальта пришлось привезти. И часть его осталась неиспользованной… я предложил в виде бонуса сделать подъездную дорожку к нашей общаге, там от шоссе всего каких-то семь метров. Мы и укатали эту дорожку за часик.

А потом сдавали работу Пугачёву — он даже и не стал выезжать на место, а просто отслюнявил нам положенные бабки в правлении. Итого за минусом налогов и за плюсом обещанной премии мне получилось 3040 рупий, а всем остальным соответственно по 1520. Далее мы отстегнули Васе с Фомой обещанные проценты, осталось 1975 у меня и около тыщи у ребят.

— Когда в следующий раз приедете? — спросил у нас довольный Вася.

— В следующем августе наверно, — ответил за всех я. — А что?

— У меня для вас новая работа будет, — сообщил он, — более денежная. Готовы к такой?

— Всегда готовы, — сказал я, и мы отправились на остановку автобуса.

— Слышь, Камак, — остановил меня Аскольд, — может, такси возьмём? Деньги-то карманы жгут.

— Такси? — изумился я, — в колхозе «Заветы Ильича»⁇

— Ну не такси, конечно, а УАЗик какой — нас как раз четверо, влезем.

— А это мысль, — почесал голову я, — надо с Пугачёвым поговорить.

И через десять минут мы уже катили по свежеотремонтированной трассе Варнаково-Белужская, распевая дорожную песню.

— Весёлая картошка была, — сказал Аскольд, когда мы пили пиво в станционном буфете, дожидаясь электрички на Нижнереченск, — столько приключений у меня в жизни ещё никогда не случалось.

Глава 2. Мирная жизнь

Возвращение к мирной жизни, 1982 год, ИППАН

Маме я так и не сподобился позвонить из своего колхоза, совсем из головы вылетело в связи с круговертью событий. Но она так обрадовалась моему возвращению, что и не вспомнила этот момент.

— Иди мыться, а потом есть — сказала она мне, — я окрошку сделала.

— Есть идти мыться, — взял под козырёк я, — а окрошка из своего кваса или из казённого?

— Из своего конечно, — обиделась она, — тот, что в бочках, слишком сладкий для окрошки.

— Да, — вспомнил я, — нам же деньги заплатили за работу.

— И сколько сейчас в колхозах платят? — спросила она.

— Тыщу, — уполовинил я свой заработок, неподконтрольные денежные средства никогда ведь не помешают, — вот, — и я выложил на стол двадцать зелёненьких полтинников с портретом Ильича в овале.

— Ничего себе, — ответила потрясенная мама, — я столько и за полгода не заработаю.

— Денежная шабашка подвернулась, дорогу мы чинили, — объяснил я, — вот и получили немного побольше. А так-то все остальные ста рублями ограничились.

— Ну ты добытчик, — расцвела мама, — можешь распоряжаться этими деньгами, как хочешь.

— Совместно решим, что с ними делать, — ответил я и ушёл в ванную.

* * *

А наутро я честно сел на шестидесятый автобус и отправился в свой родной уже ИППАН имени академика Семёнова-Ляхова, вот такая сложная фамилия была у нашего большого босса. И сразу попал с корабля на бал. В смысле из колхоза на комсомольское собрание, посвященное неблаговидному поступку одного нашего коллеги, Вити-Витюни, техника из нашего же отдела. Я его всего пару раз видел, в своём синем халате он либо сидел и ковырялся во внутренностях какого-нибудь прибора, либо стоял у стеллажей с запчастями и подбирал комплектующие. Ничем он мне не запомнился, кроме унылой физиономии и синего халата.

— Сегодня у нас собрание комсомольского актива отдела 410, — сказал комсорг по фамилии Ишаченков. — По экстраординарному поводу — Виктор Бабичев сам всё расскажет, по какому.

Витя встал, уныло посмотрел на комсомольский коллектив и сказал:

— Да чего рассказывать, наверно и так все знают…

— Я, я не знаю, — подал я голос с заднего ряда стульев.

— Да, не все знают, так что давай уж, освети вопрос, — строго указал ему Ишаченков.

— Меня задержали дружинники на радиорынке, — всё так же уныло продолжил Витя и впал в ступор.

— Ты в час по чайной ложке-то не выдавай информацию, давай уже быстрее, — подстегнул его Ишаченков. — За что задержали, какое обвинение предъявили?

— Задержали за торговлю радиодеталями, — продолжил Витя, озираясь по сторонам, — детали я взял здесь вот, на этом стеллаже, — и он махнул рукой куда-то назад.