Разрывы ушли дальше, пыльными сполохами методично обрабатывая всю линию обороны. Из захваченного противником села полетели мины меньшего калибра. Жёлтыми, песчаными фонтанами начали срывать верхушки брустверов частые пулемётные и винтовочные очереди. Снаружи творился ад! Только Лёшку это не волновало. Безразлично уставившись в одну точку на постоянно осыпающейся стене окопа, Алексей пытался вернуться в состояние контузии, состояние без страха и боли…
Рывок за плечо – Красовитов. Что-то орёт. Сквозь звон в голове и наружный грохот слабо доносится:
– Где твой взводный, солдат? Младший сержант Крайнов? Он жив?
Лёшка растерянно улыбнулся:
– Тебя чего, Димка, контузило? Своих не узнаёшь? – чужим, незнакомым голосом выдавил из себя слова Алексей.
Красовитов испуганно вытаращил глаза. Удивление друга привело Лёху в изрядное замешательство. Окровавленными, дрожащими руками вынув из чехла фляжку, Лёшка поймал в стекле своё отражение. Такое лицо у него уже было, когда он по-пьяному делу с колхозным кузнецом сцепился: вместо глаз щёлки, губы, как сардельки, из царапины на щеке продолжает кровенить, голова похожа на мяч. Всё сине-чёрное.
– Чего хотел-то? – возвращая фляжку на место, превозмогая очередной приступ тошноты, угрюмо поинтересовался Алексей.
– Политрук приказал готовиться к прорыву! – проорал на ухо друг.
– Что, сейчас?! Днём?! – удивился Лёха.
– Нет, ночью, перед рассветом. Сначала атакуем балку – с миномётами посчитаемся. За ребят отомстим. Потом спустимся и через болото лесом уйдём. Приказал приготовить к транспортировке неходячих раненых, людей разбить на команды – кто овраг штурмует, а кто носилки тащит, – закончив передавать приказание, Димка, стараясь не глядеть на Лёшкино раздувшееся лицо, юрко пополз по ходу сообщения дальше, в расположение третьей роты.
Осмотрелся сам. Серьёзных повреждений нет, кроме опухшей головы и мелких порезов на руках, но это уже особо не беспокоило – появилась задача! Миномётные разрывы затихли: немцы продолжали обстрел из стрелкового оружия.
На дне окопа быстрая перекличка: четверо погибших, трое раненых средней тяжести, с осколочными ранениями ног. Ещё двоих тащить смысла не было. У одного кишки в песок вывалились. У второго кусок грудины с рёбрами срезало, до внутренних органов. Первый безнадёжный был в сознании, назвался Саней, просил не бросать. Кишки не очень тщательно сполоснули остатками общей воды и, распустив на полоски исподние рубахи погибших товарищей, примотали к животу. Полулёжа прислонили страдальца к стенке окопа и, положив рядом винтовку, поставили условие: руки, ноги целы – в прорыв пойдёт сам. Боец согласился, перестал хныкать, сосредоточенно грызя ногти на грязных, в засохшей крови пальцах.
Из собранных в траншеях подпирающих стенки жердин и плащ-палаток соорудили носилки, распределились. Осталось семеро свободных, включая самого взводного. В носильщики пошли один из сержантов и легкораненые. Договорились, что после захвата балки оставшиеся в живых бойцы, догнав товарищей, помогут с ношами.
Снова полетели мины; фашисты продолжали расходовать боекомплект, время от времени на чистом русском языке, голосами пленных солдат из четвёртой роты, предлагали защитникам сдаться. Обещали жизнь и еду, чего Алексею, памятуя о расстрелянном им бедняге Хорсте, совсем не светило. Хотя, глядя на своих изувеченных бойцов, вспоминая умирающего комбата, убитого им утром немца, было уже не жаль. Да и… как давно это было – сегодняшнее утро! Большая часть ребят погибла с того утра, а день ведь ещё не закончился.
Все Лёшкины мысли крутились вокруг одного: «Скорее бы стемнело! Мочи никакой нет вот так, обхватив колени руками, сидеть на дне этого проклятого окопа, ничего не делать и только после каждого вражеского залпа напряжённо прислушиваться к шипению падающей мины – куда на этот раз прилетит?!»
Под грохот разрывов солдат с разорванной грудью тихо помер. Второй «безнадёга» – Саня – затравленно переводил взгляд с лица мёртвого товарища на свой подвязанный окровавленным тряпьём живот.
Под вечер, дождавшись, когда склонившийся к горизонту красный солнечный шар ослепил оборонявшихся на поле, тарахтя моторами, не спеша выползла пара приземистых танков противника. Остановившись в километре от окопов, рядом с догоревшими бронетранспортёрами, отстрелялись по брошенным позициям сорокопяток.