Бегом по ходу сообщения к взводу. Пулемётчиков было целых два, ну да ничего – Димка лишним не будет. Полминуты на сборы и обратно, а там…
В окопы свалилось трое. Лежащий на плащ-палатке младший лейтенант – буквально весь, от головы до ног, в крови от мелких, со спичечную головку осколочных ранений. И… двое бойцов, два тёзки – два Ивана, последние из оставшихся красноармейцев отделения младшего сержанта Крайнова. Ребята тоже были изрядно поранены, но молодцы – командира не бросили. На Лёшкин с дрожью в голосе вопрос о Димке, отведя глаза, ответили:
– Убило его, осколком, в голову…
Подбежавший верзила-санитар, пощупав пульс у лейтенанта, удивлённо спросил:
– Вы зачем его мёртвого тащили?
– Не знаю, вроде, живой был, – пожал плечами один из Иванов, устало оседая на дне окопа.
– Не спи! Где тебя зацепило? Покажи?! Не спи! – набросился на бойца санитар.
Скрывая от товарищей накатившие слезы, кивком головы отправил за бруствер бойцов взвода. Перемахнув через насыпь последним, услышал запоздалую пулемётную очередь за спиной. Заметили. Шёпотом приказал сменить направление. Поползли влево, вдоль своих окопов. Справа загрохотали разрывы мин. Пулемётчик трассирующей очередью обозначил, как он считал, местоположение группы. Туда все и палили. Лёшкин же взвод, по широкой дуге обойдя опасный, простреливаемый врагом участок, через полчаса благополучно вышел на орудийные позиции.
Первым делом, не отвлекаясь, расставить бойцов – выбрать для них сектора стрельбы. Чтобы ни одного не просматриваемого направления! Опять же за спиной хоть и далеко, но тоже пулемёты и винтовки противника. Та ещё задачка… За этим занятием сзади переходящий в вой стон. Ползком, через пустые снарядные ящики, могилу комбата, туда – к разбитой минами сорокопятке. Вот уже измятый, изорванный осколками, клёпанный бронещит. Перекошенная пушка с дымящейся резиной на раскуроченном ободе. У орудия тела. Слева мёртвый, присыпанный песком старший сержант-артиллерист. Лёшка его сразу узнал. Тело, разорванное прямым минным попаданием, было обожжено и бесформенно, но голова осталась невредима. Под толстым слоем осыпавшейся окопной стенки ещё один красноармеец, Алексеем не опознанный. Торчали лишь сапоги. Третий, пробороздив, пропитав кровью, след от орудия до стенки окопа, лежал на животе и, уткнувшись головой в сапоги своего погибшего товарища, пытался ползти дальше. Ноги раненого красноармейца слабо толкали безвольное тело вперёд, искалеченные руки были им не помощники – болтались без дела.
– Димка! Живой! – позабыв про скрытность, узнав в бойце друга, радостно выдохнул Алексей.
Прыжок, и он уже рядом. Схватил за плечи, перевернул и… испуганно отпрянул. На месте Димкиного лица бесформенная кровавая рана! От бровей и ниже: ни глаз, ни носа, ни подбородка – месиво! Лишь, словно изумруды, белели влипшие в живое мясо россыпи зубов…
Перевёрнутый на спину солдат захрипел, забился, щедро забрызгивая Лёшкино лицо и гимнастёрку кровавыми сгустками. Правая рука его, с раздробленными пальцами, потянулась назад, к пистолетной кобуре. Но, не подчиняясь хозяину, лишь в который уже раз измазала её в пропитанном кровью песке. Левая же, перебитая, безвольно свисала к земле. Раненый обречённо завыл! Завыл и Алексей, положив на колени тело умирающего друга.
– Сейчас, братишка, я помогу! Тебе больше не будет больно! – Сквозь застилающие глаза слёзы Лёха на ощупь расстегнул кобуру с Димкиным пистолетом. Клацнул взведённый затвор ТТ; тело друга, перестав биться, с лёгкой дрожью замерло в ожидании. Ствол оружия мягко, бережно примял гимнастёрку в районе сердца.
– А-а-а-а!!! – заорал Алексей, дважды нажимая на курок.
Звонко щёлкнули пистолетные выстрелы. Димка облегчённо расслаблялся, вздрагивая и всхлипывая всё тише и тише, пока, с хрипом запрокинув назад изувеченную голову, не замер навсегда…
Когда Лёха пришёл в себя, то с удивлением обнаружил, что вокруг разгорался бой. У кого-то из лежавших в траве немцев после Лёшкиных выстрелов не выдержали нервы. Ожидая темноты для решающего броска на артиллерийские позиции, в ста метрах впереди притаилось до двух пехотных взводов противника. Решив, что они обнаружены, солдаты по свистку фельдфебеля бросились в траншеи, занятые Лёхиными ребятами. Против заходящего, бьющего прямо в глаза солнца. Против двух тут же ощетинившихся огнём пулемётов и четырёх самозарядных винтовок.
У немцев не было шансов! Начавшаяся со свистка командира атака через десять секунд свистком и закончилась. Причём тот, второй, свист был для молоденького фельдфебеля посмертным… Потеряв убитыми и ранеными четверть личного состава, фашисты, взвыв голосами умирающих солдат, вжались в землю. Пытались закидать оборонявшихся красноармейцев гранатами, но лёжа делать это было неудобно, и даже удачно насаженная на длинные палки «ручная артиллерия» противника до наших окопов не долетала. Те же отчаянные головы, что при броске пытались привстать, представляли собой неплохие мишени для Лёхиных солдат со всеми вытекающими отсюда последствиями.