– Коммуниста? – продолжил допрос красномордый.
– Нет, – равнодушно пожал плечами Алексей. Он и в комсомол-то вступил недавно, о чём свидетельствовала запись в членском билете, что остался в нагрудном кармане гимнастерки.
– Где тебя скалечало? – забавно, неправильно расставляя ударения, допрашивал Лёшку немец.
– Отступали, попали под обстрел, осколком ранило в ногу, – высунул из-под одеяла перевязанное бедро Алексей. – Отстал от своих, потерялся…
– Счеляль до германьский жандарм?
– Где бы я их видел?! – с воодушевлением продолжал врать Леха. – Самолёты только ваши и кружили над нами. Я даже не знаю, кто меня ранил, – просто взрыв, и всё тут…
Довольный немец перевёл товарищам Лёшкин ответ. Камрады одобрительно закачали головами:
– Ди дойче люфтваффе дас бест ин де вельт! – Благосклонно похлопывая Лёшку, угостили зажжённой сигаретой.
Познакомились. Переводчика звали Питер, до войны парень с семьёй жил в Польше. Похоже, там немцам крепко доставалось – поляков ненавидел люто!
Немецкий лазарет переехал дальше, на восток, здесь жила лишь команда выздоравливающих, для охраны, сбора и погрузки остатков имущества, дежурный врач да пара санитаров. Из-за нехватки автомобильного транспорта санчасть передвигалась на повозках, а потому переезд затягивался ещё дня на три… Пока же, чтобы не бездельничать, ребята собирали сушняк по ближайшим лесам, пилили его, связывали в большие охапки. Дрова в полевом лазарете всегда нужны.
Всё это, под одобрительные кивки товарищей, по-приятельски, рассказывал Лёшке Питер. Польские слова, при неспешном употреблении, Лёхе в основном были понятны, но, отвлекая от беседы, в голове стучала совершенно другая мысль: где туалет?! И как это будет по-польски? Или по-немецки?
Оказалось, так же, как и по-нашему. Ребята с готовностью помогли Алексею подняться и, накинув на плечи одеяло, повели к брезентовой уборной. По дороге Лёшка аккуратно пару раз наступил на оперированную ногу: боли почти не ощущалось. Отстранился от помощников, попробовал идти сам – прихрамывая, получилось! Нога, конечно, побаливала, но это была уже другая, правильная боль. Повязка пропиталась кровью, но и она была правильная. Алая! Без намёка на сукровицу! Хромая, доковылял до туалета. Там было ещё проще: вкопанная в землю система из жердей позволяла управиться, не напрягая раненую конечность. На выходе встретился с санитаром. Неодобрительно покачав головой, дядька кивнул в сторону умывальника и постучал ложкой о парящий от горячей еды полуведёрный котёл. Умывшись, похромал к грубому, срубленному из деревянных плах, накрытому столу. Весь личный состав лазарета во главе с доктором сидел уже на местах. Ждали его. Раненные в кителях без ремней, санитары и врач – одеты с иголочки! Лёшка замялся: босиком, в одеяле на голое тело, рядом с опрятными вражескими солдатами – неловко получалось. Неправильно.
Короткая фраза врача. Один из дядек санитаров, поманив за собой Алексея, скрылся в палатке. Чёрные трусы, майка со свастикой на груди, Лёшкина гимнастёрка. Проверил – документы в кармане. Немецкое галифе, Лёхины же сапоги с родной ложкой внутри, свежие портянки; застегнулся, получил «гуд» от санитара и, хромая, бегом к столу.
Там ждали, к еде не притрагивались. Аккуратно, оберегая ногу, присел на выделенное ему место. Офицер отдал команду – все дружно, сложив руки, затараторили молитву. Лёшка, опустив голову, имитируя обращение к Богу, пробубнил под нос две первые строки «Отче наш» – докуда знал.
В тарелках была гороховая каша, рядом, на большом куске серого хлеба, небольшая палка жёсткой, копчёной колбасы. Горячий напиток цвета грязи, если не сказать хуже. Отхлебнув, хотел недопивать, отставить. Затем, подумав, решил, что, возможно, это лекарство, и, сморщившись, под удивлёнными взглядами сотрапезников, залпом влил в себя гадостную микстуру!
– Эс ист нихт дер водка, русиш! – под общий смех весело пошутил доктор.
Что это не водка, Алексей и так понял, а вот что название у этой гадости «кофе», узнал уже от соседей по столу, под общее веселие щедро наливавших Лёхе добавки…
После завтрака не спеша покурили: кто забил трубку, кто достал сигареты. Предложили и Алексею, но он отказался: всё равно не курил никогда толком, так, баловался. Подымив, лениво поднялись. По приказу офицера Лёха должен был мыть посуду и помогать по хозяйству санитару по имени Вольфганг. Остальные разделились – двое запрягли в развалившуюся, без задних колёс телегу посечённого осколками, израненного мерина и двинулись за дровами. Ещё один санитар с доктором принялся упаковывать в деревянные коробки разного рода склянки. Оставшиеся двое солдат, освобождая палатки, разбирали и стаскивали в кучу стеллажи, бельё, кровати.