Граната белым облачком рванула в воздухе аккуратно над лежащим в кювете фашистом. С места вражеской лёжки донеслись громкие ругательства. Затем на Лёшкину сторону поочерёдно, шипя запалами, прилетели две «колотушки». Рванули в пяти метрах – пронесло! Гранаты угодили в колею, набитую съезжавшими с дороги к госпиталю машинами и подводами. Привстал. Оглянулся, увидел белые от соли спины его недавних товарищей, со всех ног несущихся к лесу.
– Бросили, сволочи, – без особой злобы пробурчал вслед убегавшим красноармейцам Алексей.
Немец затих, в бегущих по полю солдат не стрелял, но проверять, жив или нет, без оружия – не рискнул. На мотоцикле, свалившемся от взрыва гранаты набок, Лёха ездить не умел, а потому пластунским способом, наплевав на раненую ногу, ужом вернулся в лагерь.
Колонна остановилась. Перевалив через неглубокий кювет, от неё отделились две бронированные машины с пулемётами и, стреляя на ходу, быстро двинулись наперерез бегущим красноармейцам, отрезая тех от леса. По дороге же к валявшемуся мотоциклу споро подскочили три его собрата с люльками.
Дальше смотреть Алексей не стал – не в кино…
Огромная, торчащая из травы голова хрипящего, умирающего коня; затихающий вой раненого солдата рядом; запах запечённой во вновь разгорающемся костре картошки – чувства обострились. Словно фотографируя, воспринимали мир ярко и быстро. Заскочил в палатку врача, сунул в карманы немецких штанов первое попавшееся на глаза: пару пакетов с бинтами, спички и табак. На выходе, у костра, аккуратно обойдя мёртвого Вольфганга, схватил топор, две забытые выпавшие из унесённого мешка луковицы и, улёгшись на траву, скоро пополз в сторону поля.
Глава двенадцатая
Метрах в ста от лазарета, измаравшись в крови, пересёк след Ганса. Секунду поколебался и, со всевозможной осторожностью, пополз вдоль него. Шагов через двадцать уткнулся в густо подбитые гвоздями немецкие сапоги. Ганс был мёртв…
Пробитый осколком гранаты, вымазанный в крови солдатский ремень, сухарная брезентовая сумка с солдатскими пожитками, карабин – всё! Ни патронов, ни лопатки, ни штык-ножа – вояки, блин! Присвоив имущество покойного санитара, пополз дальше. Найдя чуть возвышающееся в поле место, с густыми зарослями бурьяна, остановился. Задрав голову, аккуратно осмотрелся.
Метрах в трехстах, у палаток собралась большая толпа вражеских военных, растаскивающих не на шутку разгоревшиеся матрасы. Остановившаяся колонна разномастной техники на шоссе. Машины с красными крестами у палаток санчасти, давешний доктор, бегущий навстречу солдатам, под руки волокущим с поля мёртвого Ганса. Броневики, конвоирующие к лазарету пленённых красноармейцев с мешками украденных продуктов на плечах. Тело, накрытое плащ-палаткой – на дороге, у поставленного на колёса мотоцикла. Немецкий офицер, двумя громкими выстрелами из пистолета добивший многострадального коня и лежавшего рядом с ним раненого «коммуниста».
Жидкой шеренгой напротив выстроившихся фашистов поставили пленных. Тот же офицер после трехминутного расследования огласил приговор. Красноармейцев отвели к дороге, пинками и прикладами заставили улечься в кювете ничком и… лежачих, в спину, расстреляли. Всё это со своего укрытия прекрасно видел Алексей. Видел, но, к своему стыду, вместо ненависти к врагу или жалости к погибшим товарищам в Лёхиной голове радостно звучала лишь одна мысль: «Не заметили! Не нашли! Свободен!»
Колонна, забрав мотоцикл и тело его хозяина, продолжила движение. Госпитальные палатки усилиями погрузочной команды быстро захлопнулись и в виде огромных тюков нашли своё место в кузовах машин. В конце под приглядом доктора осторожно загрузили тела Ганса и Вольфганга. Грузовики, рыкнув двигателями, укатили вслед колонне. Лежащего в лесу мёртвого Питера искать никто не стал.
Не желая больше ползать и не рискуя высовываться, решил темноты дождаться в поле. Перевязался, съел лук, провел ревизию оружия и сумки Ганса. В карабине ожидаемо – четыре патрона. В сумке – складной нож, зубная щётка с порошком, расчёска, набор для бритья с зеркальцем, спички, пачка табака, носки, письма и – о боже! – две круглые банки с шоколадом. Одна, правда, начатая, но тоже ничего…