— Не дал, — согласился Дэн. — И оказался здесь. Я на самом деле рад, но…
— Но неприятно ощущать себя не единственным.
Дэн кивнул.
— На самом деле ты единственный.
— Потому что сейчас у вас нет других несовершеннолетних приемышей?
— Потому что ты — это ты. То, что мы любим своих выросших детей, не значит, что тебя мы любим меньше.
Дэн снова посмотрел на Грена. Почесал за ухом мурлычащую кошку.
— Я никак не могу привыкнуть к тому, что вы с Туу-Тикки никогда не лжете.
— Мы сидхе, — объяснил Грен. — Ложь нам физически неприятна. Да и смысла в ней нет.
— Правда тоже бывает неприятной.
Грен не ответил. Дэн глубоко задумался, а потом спросил:
— Значит, я тоже могу считать себя вашим приемным сыном?
— Да. Конечно.
— По документам я взрослый.
— Это не имеет значения, — заверил Грен.
Дэн почувствовал, как начинает таять болезненный комок в груди. Он переменил позу, и Грен немедленно обнял его.
— Детеныш, детеныш, — тихо сказал Грен. — Все наладится, поверь.
Дэн вздохнул, расслабляясь. Он по-прежнему не любил, когда люди к нему прикасались, но Грен ведь не был человеком, и сидеть с ним вот так было уютно и спокойно.
— Тогда я могу называть Туу-Тикки мамой, — предположил Дэн. — И она не удивится.
— Не удивится. А ты хочешь этого?
— Какая-то часть меня хочет. А какая-то твердит, что это глупость и что у таких, как я, не бывает родителей и все это пустая блажь.
— Внутренний конфликт?
— Это так называется? Буду знать. Почему вы не можете относиться ко мне просто как к киборгу? Потому что их нет в этом мире?
— Потому что личность определяется не особенностями тела, Дэн.
— А чем?
— Тем, как ты себя ведешь в тех или иных ситуациях. Тем, какой выбор ты делаешь. Тем, что ты чувствуешь.
— Но люди и сидхе отличаются, а физиологических различий у них еще меньше, чем у людей и киборгов.
— Это вопрос не физиологии, а воспитания и генетики, — объяснил Грен. — Я несколько лет прожил в Ллимаэсе, это земля моих предков. Учился там, меня воспитывали как сидхе. Мы с Туу-Тикки заключили брак по обычаю моего народа. А у людей примерно к тридцати годам начинают особенно остро ощущаться видовые программы приматов, люди вообще очень… биологичны. Гораздо больше, чем они думают. Чтобы быть людьми, им нужно делать усилие. Думать, выбирать, понимать, что и зачем они делают. А если они действуют на инстинктах, то мало отличаются от говорящих обезьян. Крайний срок жизни обезьяны-в-человеке — тридцать пять лет, поэтому многие люди просто не представляют, как будут жить после этого возраста. Но для сидхе тридцать пять — это отрочество, мы с Туу-Тикки едва-едва достигли совершеннолетия по меркам своей расы. Конечно, как с полукровок с нас иной спрос, и все же — мы другие.
— А разве сидхе — туатта и тильвит теги — произошли не от приматов?
— Нет, — покачал головой Грен. — Эти расы, и все расы фейри, созданы уже разумными. Создания света, создания тьмы…
— Тогда почему люди эволюционировали из обезьян?
— Эволюция людей — дело темное. Йодзу рассказывал, что Чаша сделала что-то, чтобы исказить Народ Зверя, и получились люди. Но он слишком молод и не присутствовал при этом.
— Йодзу — это кто?
— Покровитель нашего дома, кошачий принц. Это он создал дома-у-дороги в Сан-Франциско в трех мирах.
— И в каждом таком доме есть Грен-сидхе?
— Да, но процент крови фейри у всех у нас разный. Четвертушка у Грена-старшего, на Земле-Прим, но не усиленная, поэтому он в большей степени человек. Осьмушка у Грена-среднего на Земле-Трайм.
— Тоже не усиленная?
— Да. Его жена, Тами, вообще неведома зверюшка — физиологически человек, а чья душа пришла в то тело, никто до сих пор понять не может. Тави, которая живет на Земле-Прим, тоже совсем человек.
— Ты говоришь — «усиленная кровь фейри». Это как?
— Я не знаю подробностей, — признался Грен. — Мы с Туу-Тикки попали сюда после успешной попытки самоубийства, и я, и она.
— И я, — тихо добавил Дэн.
— Да, и ты. Чтобы мы выжили, леди Наари, глава Первого Дома, фактически воссоздала наши тела заново, усилив те гены, которые в нас от родителей-фейри и ослабив человеческие. Это не сразу сказалось, зато неотвратимо. Чем старше мы, тем меньше люди.
— Дэниэл сказал, что у него слишком слабая примесь крови ши. Элиас говорит, что Дани — киборг-сидхе. Значит, при создании их генома использовались гены фейри, так?
— И при создании твоего.
— Как такое возможно? На всех планетах, заселенных людьми, о фейри вообще никто не знает. Как можно использовать гены расы, которой нет?
— Ну, фейри, ши, сидхе — это собирательное название, на самом деле племен фейри довольно много и мы изрядно друг от друга отличаемся. Если к нам снова приедет сэр Эдвард, посмотришь, как на самом деле выглядит чистокровный туатта. Я по сравнению с ним совсем человек. Кроме того, в докосмическую эпоху фейри и люди некоторое время жили на одних землях и имели общее потомство. В некоторых мирах они до сих пор живут вместе, в некоторых фейри ушли под давлением человеческой ксенофобии. Но кровь — кровь осталась.
— То есть гены.
— Да. Примесь крови фейри — это острое зрение, дневное и ночное; гибкость и ловкость; выносливость; таланты к музыке и к охоте; тонкие, но прочные кости и связки; зачастую — отсутствие страха смерти и страха перед старением, артистические таланты, очень нередко — бисексуальность. Я думаю, когда DEX-компани создавала твою серию, она использовала эти гены. Но есть один подвох, о котором генные инженеры не знали и не могли знать: невозможно подчинить до конца того, в ком есть кровь фейри.
— Но можно уничтожить.
— Да.
— Скажи, а к крови фейри прилагается везение?
— Везение, обаяние, очарование. И все это у тебя есть.
Дэн хмыкнул.
— Думаю, DEX-компани не ограничилась сорок третьей серией. Ну, моей. Ланс ведь тоже сорвался и сбежал.
— Геном — слишком сложная штука, чтобы полноценно отследить, в каком именно гене скрыта ловушка непокорности.
— Но это значит, что киборги, в которых нет крови фейри, так и останутся машинами?
— Я не знаю, — Грен покачал головой. — Думаю, через несколько лет это станет ясно. Эшу и Дани мониторят ситуацию.
Дэн вздохнул.
— Слишком многих сорванных киборгов уничтожили. Большинство.
— Люди. За это я их и не люблю.
— Но живешь среди них.
— Это моя работа, Дэн.
— Я — тоже твоя работа?
Грен улыбнулся.
— Дети — это не работа, а радость. И ты — тоже.
Некоторое время Дэн молчал, пытаясь ощутить, каково это — быть чьей-то радостью. А потом спросил:
— Ты бы хотел, чтобы я нашел себе работу в этом городе?
— Я бы хотел, чтобы ты занимался тем, что тебе нравится. Замучило безделье?
Дэн пожал плечами.
— Я чувствую себя готовым к контактам с людьми. Но здесь никому не нужен навигатор моего класса.
— Да, здесь они появятся не скоро, — согласился Грен, — и вовсе не обязательно, что именно такие. Линии развития все-таки отличаются. А что ты думаешь о неквалифицированной работе? Такой, которая не требует особых знаний и предусматривает минимальный контакт с людьми?
— Сельхозработы?
— Или уборка и сортировка. Или…
— Мытье посуды и полов, — сморщился Дэн. — Не хочу. А что нужно, чтобы получить работу охранника?
— Лицензия. Я узнаю, как ее добыть. И разрешение на ношение оружия. Ты умеешь пользоваться пулевым оружием?
— Пороховым? Нет. Но я быстро учусь. А ты?
— Умел когда-то. Но в последние годы я стреляю только из лука.
— Научишь меня?
— Стрельбище на холме. Ты там, кажется, еще ни разу не был.
— Был, — признался Дэн. — Я обследовал всю территорию в радиусе пяти километров от дома. Стрельбище — это травяные круги на треногах?