— Как Эшу?
— Да. Как Эшу.
— А он может?
— Так — нет. Мы с ним когда-то обсуждали эту проблему. Насилие, в том числе сексуальное, в том числе по отношению к детям — это что-то основополагающее в рамках Фазы. Правда, только для людей. Даже леди Наари ничего не смогла сделать, а она пыталась.
Они замерли в молчании.
— Можно как-то определить такого взрослого-насильника?
— Нет, — покачала головой Туу-Тикки.
— Жаль.
— Ну то есть можно — если ребенок обратится за помощью. Но навскидку, в толпе — никогда.
— Кажется, я никогда не захочу попробовать секс, — тихо сказал Дэн.
— Насилие — это не о сексе, это о власти, — объяснила Туу-Тикки.
— Пожалуй, — подумав, согласился Дэн. — Как же все сложно… Я иногда думаю, что понимаю людей, а потом раз — и вижу, что не понимаю их совсем.
— Люди и сами зачастую друг друга не понимают. Пойдем в дом, я что-то замезла.
Дэн глянул вниз, увидел, что босые ноги Туу-Тикки перепачканы мокрой землей и легко поднял ее на руки.
— Отнесу тебя в ванную, — сказал он. — А потом ты сделаешь мне и себе успокаивающий сбор.
Ранчо «Белый Ветер» оказалось всего в восьми километрах от дома. По дороге Туу-Тикки рассказывала:
— Тут на самом деле даже еще ближе, если напрямую, тропинками, ну вот как Тая ездит. По дороге приходится делать крюк.
Сейчас они ехали над самым берегом океана. Потом Туу-Тикки свернула налево, в холмы. Дэн запоминал дорогу. Он еще не решил, будет ли работать на ранчо, но ему уже нравилось, что по пути от дома до него им не встретилось ни одного строения. Дом был на самой окраине города, и это Дэну тоже нравилось.
Новые, необычные запахи Дэн уловил за полкилометра. Ранчо пахло. Не неприятно, да Дэн и не делил запахи на приятные и неприятные, только на опасные и нейтральные. Ну, почти не делил. Туу-Тикки остановила машину у ворот с прибитым над ними рогатым черепом, толкнула створку и вошла. Дэн последовал за ней.
Лошадей он увидел и учуял сразу. Здоровенные черные звери ходили внутри ограды из деревянных брусьев по кругу. Одного водил высокий сутуловатый худой мужчина в голубой джинсе, другого — еще более высокая плечистая девушка в оранжевой футболке и зеленом комбинезоне.
— Лус, привет! — крикнула Туу-Тикки.
— Привет, Натали! — отозвался мужчина. — Вы идите пока в конюшню, я скоро подойду.
— Натали? — тихо спросил Дэн, пока Туу-Тикки вела его к приземистому длинному строению под новой металлической крышей, ослепительно блестевшей на солнце.
— Это мое официальное имя, — объяснила она.
Дэн вспомнил Туу-Тикки из книжки, которая грела сок и слепила снежную лошадь, и покачал головой.
— Ты больше похожа на муми-маму, — сообщил он. — А где лошади? — он оглядел пустую конюшню.
— На выгоне, — сказала Туу-Тикки. — Лето, тепло, дождей нет. Их только на ночь загоняют, но мы же днем приехали.
В конюшне пахло каким-то зерном, навозом, соломой, мочой, пóтом. Запах отличался и от запаха выделений людей, и от запаха выделений кошек. Дэн рассматривал высокие загородки, решетчатые стенки, отделяющие одно помещение от другого, ящики с остатками зерна, блестящие нержавеющей сталью автоматические поилки.
— Привет, Гарри, — сказала Туу-Тикки старику, чинившему задвижку на одной из загородок.
— А, миссис Шук! День добрый, — ответил сморщенный старик с коричневой кожей и белыми волосами. — Покататься приехали? Кого привели?
— Детеныша, — сказала Туу-Тикки. Правда, Дэну показалось, что было произнесено какое-то другое слово. — Может, будет с вами работать.
— Любишь лошадок, парень? — старик протянул Дэну крупную мозолистую ладонь. Дэн пожал ее. — Я Гарри.
— Дэн. Приятно познакомиться.
Старик ему скорее понравился.
Туу-Тикки провела Дэна сквозь конюшню к большому огороженному полю, по которому ходило двенадцать черных лошадей — все с длинными гривами, с шерстью над копытами, с волнистыми хвостами. Одновременно с ними к ограде подошел Лус, ведя за собой на веревке еще одну черную лошадь. Лошадь прихватила Туу-Тикки губами за плечо. Дэн напрягся, но Туу-Тикки улыбнулась, погладила лошадь по морде и протянула ей на открытой ладони кусочек сахара. Лошадь немедленно захрустела.
— Привет, Дэн, — Лус пожал протянутую руку. — Натали, ты кататься? Кого сегодня выберешь?
— Да кто подойдет, — ответила Туу-Тикки.
Дэн глядел на лошадей. Они бродили по полю, жевали траву, несколько маленьких — детенышей — гоняли большой надувной мяч. Две лошади стояли, положив головы друг другу на спины. На дальнем краю поля еще одна бегала, и Дэн засмотрелся на нее, пораженный легкостью и грацией движений такого большого существа.
— Нравится? — спросил Лус.
— Очень, — честно ответил Дэн. — Они красивые. Сильные.
Он подошел поближе к ограде, и несколько лошадей немедленно решили познакомиться с ним: приблизились, обнюхали, зафыркали. Дэн осторожно погладил их по длинным мордам. У лошадей были горизонтальные зрачки и длинные ресницы, а на конце морды шерсть почти не росла, только жесткие волосы, как усы у кошек. На головы лошадей были надеты узкие ремешки с металлическими кольцами.
— А где Дейдара? — спросила Туу-Тикки.
— Вон она, в мяч играет.
Дэн посмотрел туда, куда указывал Лус. Дейдара оказалась не черной. Она была цвета чая с молоком, но с черными ногами, хвостом, гривой и мордой. Очень похоже на Котьку. И еще она была тоньше и легче черных лошадей.
— Двенадцать лет кобыле, — продолжал Лус, — а скачет как молоденькая.
— Ну так ориенталка же, — заметила Туу-Тикки. — Ориенталы, что собаки, что кони, до старости резвятся. Дэн, держи сахар, угостишь лошадей. На открытой ладони.
Дэн послушался. Лошади по очереди брали сахар, трогая ладонь бархатными губами. Заинтересовавшись, подошла Дейдара. Ее шерсть металлически отблескивала на солнце. Дэн дал кусочек сахара и ей. Дейдара взяла сахар, а потом обнюхала Дэна, фыркнула, помотала головой. Подошла к Туу-Тикки, взяла еще кусочек сахара и ушла такой походкой, словно делала траве одолжение, прикасаясь к ней копытами.
— Это лошадь Таи, — объяснила Туу-Тикки Дэну. — Ты иди с Лусом, посмотри тут все, а я пока ну хоть Крону заседлаю.
Лус отвел свою лошадь на поле, отдал Туу-Тикки веревку и повел Дэна показывать хозяйство. Начал он почему-то с кузницы.
— Тут больше я работаю, — сказал Лус. — Подковы, то да се. Этим новомодным пластиковым подковам я не доверяю. Умеешь ковать?
— Нет, — покачал головой Дэн.
— Научу, если захочешь.
По голосу Лусу было лет пятьдесят-пятьдесят пять. Выглядел он несколько моложе. Голос у него был скрипучий.
— Вот тут мы лошадок моем. Они как побегают, потеют, на них гнус липнет, надо мыть. Сначала шампунем, потом водой окатить.
— Холодной? — спросил Дэн.
— Холодной. Им нравится. Наши лошади вообще купаться любят. Это как с жеребячества приучить — так и будет. Тут у нас сенник, сено хранится, с середины лета левады высыхают, надо подкармливать. Здесь — овес и всякие витамины. Ну, тут у нас седла, амуниция, все такое. Вон там — опилки.
От сарая с седлами пахло сильно, резко и незнакомо. От конюшни несло горячим металлом. Сенник благоухал притягательно и сладко, и сладко пах овес. А опилки одуряюще пахли свежим деревом.
— Здесь, видишь, бочки — навоз. Его у нас грибники забирают — фермы, где грибы растят. Для шампиньонов конский навоз — первое дело. Зимой, конечно, его больше.
— Почему? — не понял Дэн.
— Так летом кони в леваде ходят, там навоз не особо соберешь, а зимой они больше в конюшне. Чистить ее надо утром и вечером. И лошадей чистить. Ты верхом ездишь?
— Нет, но я быстро учусь.
— Это хорошо. Потому что лошадей проминать надо, зимой особенно. Тут у нас вода, — Лус указал на здоровенный черный бак, высоко установленный на подпорках. — Щетки, скребницы и все прочее мы в конюшне храним. Работы у нас много. И работа тяжелая. Денники чистить и опилки стелить, ограды подправлять, сено и овес возить и насыпать, лошадей чистить и мыть, амуницию чинить. Лошади техники не любят, так что все, что в конюшне — на своем хребте. Сено в леваду мы на погрузчике вывозим, вон он стоит. Водить умеешь?