— А дочку — в интернат? Ну уж нет!
— Придумаем что-нибудь. Как же я хочу увидеть Дэньку и убедиться, что у него все хорошо! — вздохнула Полина. — Мы и правда поступили как сволочи. Он столько для нас сделал, столько раз нас спасал, а мы его бросили.
— Ну хватит, — строго сказал Тед. — Что сделано, то сделано. Я дико рад, что он все-таки жив. Пусть злится, пусть обижается, только пусть живет. А что без нас — так сначала же мы решили, что будем без него. Сами виноваты.
Дэн, потягиваясь, поднялся с пола. Сегодняшнее занятие было тяжелым. Дэн впервые проложил маршрут по Дороге — для пешехода, ничего замысловатого, казалось бы, но и правда на порядок сложнее, чем для космического корабля. Больше данных, больше переменных, и еще надо учитывать шторма на Дороге, нестабильность порталов, времена года в разных мирах, погоду и все такое.
Дэниэл похлопал его по плечу и шагнул в зеркало. Объяснял Дэниэл понятно — почти понятно. За тридцать лет работы навигатором Дороги Дэниэл привык держать в голове такое количество переменных, что просто не всегда помнил, что и откуда знает и где берет данные. Это порой вводило Дэна в ступор.
Грен, как водится, играл на арфе. Музыка учебе не мешала, тем более что во время занятий с Дэниэлом Грен играл дорожную музыку. Это задавало правильный настрой. Туу-Тикки готовила ужин. Дэн подошел к камину, чтобы подбросить дров в огонь, посмотрел на пламя. Поленья щелкнули, и на пол перед камином спланировал желтоватый нелинованный лист бумаги с неровными буквами. Дэн поднял его и почувствовал, как дрогнуло сердце. Интерлингва. Интерлингва, на которой в этом мире не говорят. Он вчитался в криво написанные строчки и почувствовал, что задыхается от радости. Хотелось кричать и прыгать. Ему ответили! Ланс ему ответил!
— Мама! — крикнул Дэн.
Туу-Тикки выглянула из кухни.
— Что, солнышко?
Дэн подскочил к ней, обхватил за талию и закружил по гостиной.
— Письмо пришло! — воскликнул он. — Мне пришло письмо! От Ланса!
— Ура, — сказал Туу-Тикки, обхватывая Дэна за шею. — Ты уже прочел?
— Да! У них все хорошо. А еще они взяли навигатором того самого Дениса Воронцова, который был на «Черной Звезде». Смешно, правда?
— Пожалуй, — подал голос Грен. — Что еще нового?
— Все хорошо! — рассмеялся Дэн и поставил Туу-Тикки на пол. — У них все хорошо! Мам, я пошел писать ответ. Сфотографируешь меня с Бастой?
— После ужина, — пообещала Туу-Тикки.
— Лучше я вас втроем сфотографирую, — предложил Грен. — Чтобы никто не переживал, не обижают ли тебя здесь. Грустно, что написал только Ланс.
— Остальные осваиваются с потрясением, я думаю, — сказала Туу-Тикки. — Это же, фактически, письмо с того света. Напишут еще, когда поверят, что все взаправду.
— Ланс еще маленький, — согласился Дэн, в очередной раз перечитывая письмо.
— И верит в чудеса, зато не верит в смерть, — сказал Грен.
— Насчет «не верит в смерть» — это вряд ли, — не согласился Дэн. — Он же тоже боевой киборг. И тоже умирал. Но в чудеса верит, да. Я и сам в них теперь верю. Мама, а можно несколько фотографий? Разных? Помнишь, ты меня в саду фотографировала, и еще Грен фотографировал леденцы, и когда мы на тридцать девятом пирсе были, и в Чайна-Тауне?
— Можно, — кивнула Туу-Тикки. — Все можно. И свою комнату тоже сфотографируй. Лансу наверняка интересно.
За письмо Дэн сел только после ужина. Он долго думал, перебирал распечатанные фотографии, прикусывал кончик ручки и наконец решился:
«Привет, Ланс.
Лошадь не моя, она живет на ранчо, где я работаю. Ранчо называется «Белый Ветер». Лошадь зовут Юргис. Я работаю там конюхом. Научился ездить верхом и подковывать лошадей. Еще я учусь на навигатора Дороги. Это сложнее, чем навигатор корабля, но очень интересно.
Меня никто не обижает. У меня есть мама — Туу-Тикки, она на фото курит трубку. Она читает мне сказки на ночь и учит меня варить варенье и леденцы. Еще у меня есть папа, Грен, он на фото с арфой. Они музыканты. Папа учит меня ходить по Дороге. Через год я выучусь и буду навигатором Дороги на орбитальной станции Звездочка.
Мне здесь хорошо. Здесь тепло и красиво, и есть большой сад. И бассейн. Я в него упал, когда оказался здесь. Вышел в открытый космос, а оказался в бассейне. Наглотался воды. Она в бассейне морская. Соленая и горькая. Очень странно. Но это все правда.
Здесь тоже есть кошка, ее зовут Баста. Она очень ласковая.
У меня есть все документы для этого мира, как у человека. Здесь нет и никогда не будет киборгов, и никто не понимает, что такое киборги.
Ланс, скажи Станиславу Федотовичу, что эмоциональный возраст сорванного киборга соответствует его реальному возрасту. Обязательно скажи. Это важно.
Полине и Теду я написал. Передавай всем привет, особенно Михалычу. И скажи вашему навигатору, что я извиняюсь за то, что забрал его документы. Мне они были очень нужны.
Я еще напишу. И ты мне пиши.
Дэн».
Письмо от Теда и Полины появилось у камина глубокой ночью. Дэн нашел его, когда спустился, чтобы приготовить себе завтрак. Проглядел, но вчитываться не стал. Сложил лист, исписанный с обеих сторон, и сунул в задний карман. Впереди был рабочий день, и Дэн не думал, что если он будет переживать так же, как от письма Ланса, лошадям это понравится.
Он проработал весь день, все время помня о письме. Оно, казалось, жгло через ткань, но Дэн терпеливо ковал подковы для Дейдары, терпеливо держал лошадь, пока Лус перековывал ее, терпеливо носил сено. Только когда Линда велела взять Юргиса и как следует промять его, и Дэн верхом отъехал на пару километров на восток, в холмы, он достал письмо и развернул. Юргис спокойно шел по узкой каменистой тропинке, Дэн покачивался в седле, в затылок ему светило солнце.
«Привет, Дэнька!»
Более округлый и ровный почерк — видимо, Полина.
«Как же мы рады, что ты жив! Прости меня, сволочугу, я не подумал».
Квадратные буквы, заваливающиеся влево. Тед.
«Я не подумала, как ты воспримешь то, что мы сделали, — Полина. — Мы поступили очень эгоистично. Прости нас. Мы не думали, что наша команда и вообще мы — это для тебя так важно».
«Это потому, что люди судят по себе, — Тед. — Да, как последние идиоты. Но ты тоже хорош. Ведь ни слова не сказал. Просто сидел и слушал нас, пока мы на тебя все вываливали. Ну мы кретины. Я особенно. Прости».
«Я думала, ты понимаешь — ну, про ребенка. Почему это так важно. Не сообразила, что тебе надо объяснить, потому что ты семью впервые на корабле увидел. И то, это ведь не настоящая была семья. Хотя для тебя — самая настоящая».
«Я не думал, что по тебе это все так сильно ударит. Просто в голову не пришло. Привык, что ты ведешь себя как взрослый. И ведь на Ланса насмотрелся, а даже в голове ничего не щелкнуло. Ну, что если Лансу четыре, то и тебе, блин, всего восемь. Ты бы хоть намекнул».
«Расскажи, как ты спасся? Что произошло? Где ты сейчас? Люди, которых ты называешь родителями — кто они? Ты хоть в курсе, что нет такого адреса — «Земля Новем»? И что это за «Дом Смерти и Возрождения»? Это какая-то религиозная организация?»
«Дэнька, вот эта лошадь — а как же навигация? Ты же навигатором быть хотел. Может, вернешься? Или ты на какой-то аграрной планете в религиозной общине застрял? Что вообще за люди, которые приняли тебя в семью? Они нормальные? Ты обязательно пиши, если что будет не так. Ну, если странное что-то будет или неприятное».
«Дэнечка, а у меня будет девочка. Мы с Тедом решили, что назовем ее Денизой, в честь тебя. Я сейчас работаю учительницей в лицее, там даже не против, что я скоро уйду в декрет. А Тед летает на почтовом катере, в нашем секторе и в трех соседних».
«Ну да, летаю. Катер новый, и страховка у меня хорошая. Дэнька, как же я за тебя переживал! Ты меня заставил почувствовать себя такой сволочью! Ну и поделом мне. Ты мой друг, почти брат, и тебе было плохо, а я ничего не увидел. Я раньше не понимал, почему мои друзья, как влипнут в постоянные отношения, так от меня отдаляются. Понял, блин. Нет, ты не подумай, я люблю Полину, у нас все правда хорошо — когда Валентина Евгеньевна мне мозг не выедает. Но с тобой мы и правда поступили по-свински. Прости нас».