— Нельзя, — спихнул его Дэн.
Предприняв еще несколько попыток, Тимур свернулся клубочком на полу и тихо заныл. Дэн отложил книгу и вздохнул.
— Ну и что с тобой делать?
Тимур вскочил и завилял хвостом.
— Идем вниз.
В гостиной Дэн уложил щенка на подстилку и сказал:
— Место. Это твое место.
Тимур плюхнулся на подстилку и уставился на Дэна преданным взглядом. Дэн огляделся, нашел синюю индюшку и кинул ее щенку. Тот принялся терзать игрушку, а потом подполз к Дэну, который сидел на полу и читал, и положил голову ему на колено. Дэн машинально потрепал Тимура за ушами. Тот радостно замахал хвостом.
— Тимур, я не буду сидеть с тобой всю ночь, — строго сказал Дэн. — Мне тоже спать надо.
Щенок горестно вздохнул, взял в зубы индюшку и положил ее Дэну на колени.
— И играть сейчас я не хочу. Дочитаю книгу и лягу спать. Утром с тобой погуляю.
Дэн кинул индюшку на собачью лежанку. Тимур подполз к нему поближе и уложил на колено уже не только голову, но и передние лапы. Дэн читал и гладил щенка. Потрескивал огонь в камине, мурлыкала в своем гамаке Баста. Дэн переменил позу — улегся на пол и подпер голову рукой. Он так и уснул — возле собачьей подстилки, с теплым тяжелым щенком у колен.
Пришедшая заполночь Туу-Тикки сунула ему под голову подушку и накрыла пледом.
========== 18 ==========
Дэн сидел под елкой, которую только что закончил наряжать, и кидал Тимуру мячик. Тимур с энтузиазмом бросался за мячиком и приносил обратно. Здоровенная, с густой хвоей елка одуряюще пахла смолой. Сквозняк шевелил висящие на ней колокольчики, и елка тихонько позванивала. Духи убрали в подвал коробки из-под игрушек, Грен расставил по всем поверхностям свечи и зажег их. В гостиной было тепло, почти жарко.
Дэн впервые в жизни праздновал Йоль. Не Рождество, не новый год, а именно Йоль. Время мертвых, самая длинная ночь в году. Рождество будет только через три дня, и Дэн уже приготовил подарки.
Под ресницами трепетали отражения огней в елочных игрушках. Елку Дэн тоже наряжал впервые в жизни, и делал это полностью сам — от гирлянды и звезды на верхушке до последней нити стеклянных бус. Дело это было небыстрое — елка оказалась огромной, игрушек — не одна сотня, и меньше половины из них напоминали о старом смысле обычая. О жертвах и их внутренностях.
Тимур уронил мокрый мячик Дэну в ладонь и гавкнул. Дэн послушно зашвырнул мяч в противоположный конец гостиной. Тимур помчался за ним. Щенок подрос за последнее время, распушился, но на ранчо Дэн его с собой пока не брал — после сухой весны и такого же сухого лета зарядили дожди, Тимур угваздывался даже на прогулке, а уж во что он превратится после пробежки до «Белого Ветра», Дэн и представлять не хотел. Он и так мыл Тимура каждую неделю. И каждый день вычесывал. Туу-Тикки собирала очески и планировала что-то из них связать.
Пока Тимур скакал по гостиной, рыча на зажатый в зубах мячик, Дэн думал о том, что надо бы сходить за щеткой. Но было лень.
Туу-Тикки села рядом, обняла Дэна за плечи, поцеловала в щеку. Он привычно обнял ее в ответ, потерся щекой о ее висок.
— Устал? — спросила она.
— Немного, — признался Дэн. — Надо бы Тимура вычесать.
— Опять?
— Ну да. Только вставать не хочется. Ужин скоро?
— Часа через полтора.
Туу-Тикки велела духам отыскать и принести собачью щетку. Потом подозвала щенка. Тот подбежал и уронил замусоленный мячик ей на колени. Дэн перехватил Тимура, сел поудобнее и принялся расчесывать волнистую белую шерсть.
— Почитать тебе пока? — спросила Туу-Тикки.
— Ага. Что-нибудь новое. Ты обещала.
Грен зажег все свечи, устроился в кресле и закурил. Курил он редко. Дэн так и не понял, по каким поводам и причинам Грен берется за сигариллы.
Туу-Тикки включила планшет, пролистала файлы, задумалась и открыла один.
— «Габриэль ибн Халид Лиувилль де Ланселье аль-Джаззар был человеком далеко не молодым и очень занятым. Его имя не должно никого смущать, оно имеет свою историю. За полвека до его мать, урожденная Лиувилль, выскочила без памяти за потрясшего ее слабую душу араба из Дамаска Абу Джебраила Халида ибн Фархада ибн Джауфа ибн Абу Саида аль-Джаззара, не успев ничего понять, да так и не имела времени опомниться за тридцать пять лет их брака, ибо характер ее мужа и его манера держаться больше всего напоминали песчаную бурю — самум. Халид аль-Джаззар повел себя как настоящий мужчина: во-первых, ради Изабель Лиувилль он принял христианство, во-вторых, никогда не напоминал ей об этом. В те времена нравы были строже, поэтому каждое воскресенье он, с лицом неподвижным, безмятежным и загадочным, не шелохнувшись отстаивал трехчасовую мессу».
Дэн слушал и мысленно отмечал, какие вопросы задаст после — про то, почему слово «самум» Туу-Тикки выделила голосом, о том, какое отношение строгость нравов имеет к мессе и что такое месса, что такое Басра и Магриб… С тех пор как Туу-Тикки стала читать ему что-то более сложное, чем сказки, вопросы после текста стали для них обычными. Нет, в доме были словари, а на сервере — и словари, и энциклопедии, и доступ в интернет был всегда, вот только Дэну интереснее было просто спросить. Ответы Туу-Тикки знала всегда.
Тимур вертелся в руках и то и дело лизал Дэну руки, подскакивал, норовя облизать лицо. Дэн уже понял, что расчесывание щенку не нравится, но очень нравится, когда его тискают и теребят. Ему и самому нравилось возиться со щенком. Тимур оказался очень простым, понятным и предельно откровенным. Люди так не умеют. Так даже фейри не умеют. Дэн всегда понимал, чему Тимур радуется, отчего обижается и огорчается. И никто никогда не ждал Дэна так нетерпеливо и не встречал так радостно. С появлением Тимура дом окончательно стал для Дэна домом, и глухая тоска по «Космическому мозгоеду», которая нет-нет да подступала к горлу, исчезла окончательно.
— «Да, Лиувиллю аль-Джаззару довелось жить в том обществе, в котором довелось, но он не опускал рук и, хотя ему было очень некогда, старался урвать минуту-другую, чтобы что-нибудь для этого общества сделать. Его сильной стороной была математическая логика, и он, в частности, в совершенстве владел методом приведения к абсурду».
— Мне нравится этот человек, — улыбнулся Дэн, отпуская Тимура и обирая с расчески шерсть.
Туу-Тикки забрала у него белый комок и сунула в карман юбки.
— Мне тоже, — сказала она. — Когда лисище в следующий раз придет?
— Двадцать седьмого. У них гости, и вообще праздники же. Обещал принести задач по Дороге Шефанго. А у нас гости будут?
Туу-Тикки пожала плечами.
— Не знаю. Год на год не приходится. Может, и будут.
Тимур свернулся у Дэна на коленях и уронил лобастую голову хозяину на грудь. Дэн гладил его, перебирая шерсть.
— У меня день рождения третьего января, — сказал он.
— Я помню, — кивнула Туу-Тикки.
— Но я в этот день работаю.
— Мы все равно устроим праздник.
— Как на ваш день рождения?
— Пожалуй, камернее. Ты хочешь кого-нибудь пригласить?
— Дэниэла, пожалуй. Хотя у него же тоже в этот день…
— Нет. У него день рождения восемнадцатого февраля, а у Дани — седьмого августа.
— Значит, позову Дэниэла, — сказал Дэн. — И хватит.
На день рождения родителей, который они праздновали вместе, собралась толпа народу — Оуэн с Джейком и Жанной, Лерой и Тая с Элиасом; Грен-Старший с Тави и правнучкой Мариэттой; Грен-Средний с Тами и Дэниэлом. Было шумно, весело, много музыки, куча подарков, вкусная еда. Дэн, поздравивший родителей с утра, пытался держаться чуть в стороне, но его вовлекли в разговоры, позвали играть в «Диксит», потом затеяли «Данетки», в которых Дэн и Дэниэл предсказуемо выигрывали, Грены и Элиас разговаривали о музыке, Тави и Джейк присматривали за детьми…