— Аннушка! — сказал Зачиняев, вглядываясь в темноту, и в голосе его Трофимов уловил радость. — Да где же ты? Со света-то не видать!
— Даша сказывала, что вы меня искали, Василий Алексеевич. — Осокина замялась. — Вот я и пришла…
— Будто уж из-за этого и пришла? — добродушно усомнился Зачиняев. — Ночью-то? Ну, входите, входите, товарищи прокуроры. Аннушка плохих гостей ко мне не приведет.
Старик, часто кивая головой, выждал, пока Осокина не вошла в дом, и вдруг, живо обернувшись к Трофимову, сказал лукаво, усмешливо:
— А я вас видел, когда вы с Аннушкой над рекой стояли. Видел, как Стрыгин к вам подходил. А я вот не подошел… Вижу, люди у реки стоят, тайгу слушают. Зачем мешать? — Старик посмотрел на Бражникова. — И тебя видел, как с Дашей плясал.
— А вот человека в плаще, что овощи из колхоза увез, так и не разглядели… — не то спросил, не то упрекнул деда Трофимов.
— Не разглядел, не разглядел, — горестно покачал головой старик. — Ошибся…
— В ком? — в упор взглянул на него Трофимов.
Они вошли в комнату.
— А ты не спеши, не спеши, — усмехнулся старик, притворяя за собой дверь, и подошел к Осокиной.
Двигался Зачиняев с удивительной для его лет легкостью. Говорил быстро, негромко, точно не говорил, а приговаривал.
— Садитесь, товарищи. С дороги-то посидеть — первое дело. — Старик пододвинул Осокиной скамью. — Садись, Аннушка, рад я тебе, садись.
Осокина села.
— А ты отчего такой сердитый? — глянул старик на Бражникова. — Гость на хозяина сердиться не должен.
— Я на вас и не сержусь, — сказал Бражников.
— И не сердись… А то, что я о тебе Даше окажу, если спросит? Даша-то ко мне за советом прибежит, ко мне… — Старик улыбнулся смущению Бражникова. — Со мной многие советуются.
— Вот и я к вам за советом пришел, Василий Алексеевич, — сказал Трофимов.
— Ты не за советом, нет! — сурово, точно уличая Трофимова, посмотрел на него старик. — Ты с вопросом пришел!
— С каким же? — невозмутимо спросил Трофимов.
— А с таким, что еще в дверях задал.
— Верно, Василий Алексеевич, с ним и пришел.
— Не веришь, значит, что я того человека в плаще не знаю? — с откровенным любопытством приглядываясь к Трофимову, спросил старик.
— Не верю, — просто ответил Трофимов.
— Так. — Зачиняев быстро присел на скамью рядом с Осокиной и спросил, обращаясь не к Трофимову, а к ней: — Почему же я про машину Громову рассказал?
— Потому, что вы честный человек, Василий Алексеевич, — сказал Трофимов.
— Ага! Честный! — по-прежнему глядя не на Трофимова, а на Осокину, крикнул старик. — Только меня на слова не купишь! Как ты можешь меня честным считать, если думаешь, что я правду утаил? Ну-ка, отвечай!
— На этот ваш вопрос, Василий Алексеевич, вы сами и ответите.
— Мудрено! Мудрено силки расставляешь, — закрутил головой старик, — не понять!
— Что ж тут непонятного? — спросил Трофимов. — Честный человек правды не утаит.
— Я и не утаил.
— Полправды — все равно, что неправда, Василий Алексеевич.
— Ты мою правду аршинами не мерил, где половина, а где вся.
— Оттого и спрашиваю.
Зачиняев вскочил с места.
— Сдается мне, товарищ прокурор, что ты и сам знаешь, кто был тогда в машине.
— Боюсь, что знаю…
— Боишься?
— Боюсь…
— А чего? — Зачиняев вплотную придвинулся к Трофимову.
Глаза старика сверкнули из-под очков пытливым, вопрошающим огоньком.
— Того, Василий Алексеевич, что ошибся в человеке, — ответил Трофимов. — Как вы ошиблись, так и я ошибся. Этого и боюсь.
— Да, ошибся! — голос Зачиняева дрогнул. Старик отошел от Трофимова и стал быстрыми шагами бегать из угла в угол. — Ошибся! — бормотал он. — Прости, друг, должен я, должен сказать!.. — Зачиняев неожиданными для него медленными и широкими шагами подошел к Трофимову. — Глушаев Григорий Маркелович, вот кто тогда на машине приезжал! — Лицо старика сморщилось. Он стал совсем маленьким, совсем старым. — Ради друга покойного молчал, ради Маркела… Ан нет, правды не утаишь.
— А с Глушаевым был Костя Лукин? — глухо спросил Бражников.
— Он.
Бражников молча опустил голову.
— Неужели мы опоздали? — тихо сказал Трофимов. — Неужели Глушаев опередил нас, и уже поздно спасать Лукина?..
В полном молчании слушали Трофимов, Осокина и Бражников печальный рассказ старика о его друге Маркеле Глушаеве.
Безземельный рязанский крестьянин, он вместе с сыном Григорием, тогда еще молодым парнем, пришел на Урал в поисках заработка. Его привлекло сюда стремление быстро разбогатеть, так, как богатели, по рассказам бывалых мужичков, уральские и сибирские старатели. Потянуло Маркела на золотишко. Мечтал он найти жилу, да такую, чтобы с выручки можно было купить лошадь, десятины две земли, поставить избу и снова приняться за свое исконное крестьянское дело. Невелика была мечта у Маркела Глушаева, но и она казалась ему несбыточной. И верно, не сбылась.