Он попрощался и вышел.
39
«Пойду уж лучше домой!» — подумал Трофимов, выходя от Чуклиновых.
Он свернул к реке и невольно выбрал самую длинную дорогу: вдоль берега, огородами. Нет, домой он не торопился.
На реке было много ребятишек. С радостным визгом бросались они с крутого берега в воду. Черные от загара тела так и мелькали в воздухе.
Проходя мимо моста, Трофимов увидал сидевшего с удочкой в руках адвоката Струнникова. Старик заметил Трофимова и радостно помахал ему шляпой. В это время у него клюнуло, и Струнников забыл обо всем на свете. Руки его вцепились в удилище, глаза уставились на нырявший поплавок.
— Тяните! — крикнул Трофимов.
— Тише! — зашипел Струнников. — Крупная! Завожу! — Он уперся ногой в камень и начал осторожно поводить удилище, выделывая им в воздухе какие-то замысловатые круги.
— Да тащите же! — не выдержал Трофимов.
— Тише! — прошептал Струнников. — Леса тонкая, не выдержит!
С величайшими предосторожностями он начал тянуть на себя удилище. Еще одно усилие — и к ногам Струнникова шлепнулась крошечная рыбешка.
— Вот так кит! — расхохотался Трофимов.
— Что ж тут смешного? — обиделся Струнников. — Я о вас такого хорошего мнения, а вы смеетесь… Ерши же всегда клюют выше своих возможностей…
Трофимову не хотелось обижать старика, но смех душил его, и он расхохотался до слез. Скверного настроения как не бывало. Он весело козырнул на прощание Струнникову и быстро пошел к себе.
Марина была дома. Трофимов увидел ее, когда, взбежав по крутому склону, остановился у плетня беловского огорода. В простеньком ситцевом платье, с завернутыми выше локтей рукавами, она окучивала картофель.
Сейчас, в домашнем платье, с небрежно подобранными на затылке тяжелыми косами, Марина вдруг показалась Трофимову такой родной, такой близкой, что он не раздумывая, по-мальчишески прыгнул через забор.
— Марина Николаевна! — радостно воскликнул он, подбежав к девушке.
— Сергей Прохорович! — Она поглядела на него, заслонясь рукой от солнца.
Трофимов стоял перед ней и не знал, что оказать.
А она все смотрела на него из-под руки. Смотрела серьезно, внимательно, точно ждала от него каких-то важных, особенных слов.
— Я так рад, что вижу вас, Марина Николаевна, — упавшим голосом сказал Трофимов. И это было все, что он мог сказать.
Марина улыбнулась и ничего не ответила. Она взяла его за руку, и, не произнося больше ни слова, они пошли через огород к дому.
Трофимову казалось, что он обязательно должен заговорить с Мариной, но он не знал, с чего начать. Между тем сказать что-то было просто необходимо. Трофимов же, с каждым шагом испытывая все более мучительную неловкость, не смел взглянуть на Марину и молчал. Он не мог заговорить с ней о каких-нибудь пустяках. Не мог, потому что хотел говорить о большом и важном и не решался, не находил слов.
А Марина, пристально глядя на Трофимова, терпеливо ждала, когда же он заговорит.
В дверях их встретила Евгения Степановна.
— Сергей Прохорович! Да вы не с неба ли свалились? — смеясь, спросила она.
— Не с неба, а через забор, — сказала Марина.
— Это прокурор-то? — шутливо изумилась Евгения Степановна.
— В воскресенье я не прокурор, — взмолился Трофимов. — В воскресенье я тихий, робкий человек. Очень робкий. Вот через забор перепрыгнул, и до сих пор сердце колотится…
В столовой зазвонил телефон.
— Подойди, Мариночка, не тебя ли, — сказала мать.
— Нет, мама, подойди ты. И если будут спрашивать меня, скажи, что нет дома.
— Кто бы ни спросил?
— Кто бы ни спросил…
— Слушаю! — взяла трубку Евгения Степановна. — Кого? Сергея Прохоровича? Сейчас. Оказывается, вас, Сергей Прохорович, — сказала она, передавая Трофимову трубку.
— Сергей Прохорович? — услышал Трофимов негромкий, спокойный голос Рощина. — С приездом.
— Здравствуйте, Андрей Ильич.
— Простите, что беспокою в воскресенье, но очень нужно мне вас повидать…
— Хорошо, Андрей Ильич, сейчас буду.
Трофимов повесил трубку и привычным движением одернул китель…
Рощин усадил Трофимова в кресло, пододвинул ему стакан чаю и, с доброй улыбкой приглядываясь к его утомленному лицу, сказал:
— Вижу, что досталось вам в этой поездке. Похудели. Устали.
— Да и у вас, Андрей Ильич, лицо утомленное.