— Попетляй, — лаконично ответил Трофимов.
И шофер начал петлять.
— Ну как, хороши? — воскликнул Глушаев, когда машина проезжала широкой улицей, вдоль которой стояли высокие, красивые дома.
— А где деревья, где зелень? — возмущенно спросил Оськин. — Сосны — и те не уберегли!
Действительно, на широкой, залитой асфальтом улице деревьев было мало.
— Смотрите, смотрите, Сергей Прохорович! — закричал Глушаев. — Подходящий домина? Это наш Дворец культуры! Пять этажей! Мрамор! В Москве и то таким дворцом бы гордились!
— А кто строил? Ты, что ли? — не уступал Оськин. — Чужими делами не гордись. Водитель, друг, заверни-ка сюда.
Машина свернула в переулок.
— Вот что ты построил! — крикнул Оськин, когда они въехали в узенькую улицу, сплошь застроенную похожими друг на друга, как две капли воды, стандартными домиками.
— Неужели плохо? — самодовольно усмехнулся Глушаев. — Скажите, товарищ Трофимов, нравятся вам эти дома или нет?
— Дома хорошие, — отозвался Трофимов, отмечая про себя добротность стройки.
— Что ж тут хорошего? — обиделся Оськин. — Все на одно лицо. Не спорю: крепкие, удобные, но строены без души, по стандарту!
— А вы, пожалуй, правы, — сказал Трофимов. — Скучновато, когда все дома одинаковые.
— То-то! Это в Америке так привыкли жить — по стандарту, а советскому человеку нужно жилье, чтобы глаз радовало. Тут крылечко, там наличники пустячные, а улица совсем другой бы вид имела.
— Тебе, чтоб глаза повеселить, — не без ехидства сказал Глушаев, — я специально избушку на курьих ножках поставлю. Живи, услаждай свою душу.
— Смеешься? — грозно спросил Оськин, поворачиваясь к Глушаеву всем своим большим телом. — Да понимаешь ли ты, что значит дом для человека?
Машина въехала на узенький мостик, переброшенный через извилистый ручей.
— Вот твое царство! — крикнул Оськин, протягивая руку в сторону открывшейся невдалеке строительной площадки. — Сырость да комары!
На дороге показалась встречная машина.
— Не Рощин ли? — сказал Оськин. — Он!
Рощин был не один. Рядом с ним Трофимов увидел худощавого молодого человека. Наклонившись к Рощину, он решительным взмахом руки, точно перечеркивая, указывал ему на далекую полосу болот.
— С Рощиным — Геннадий Константинович Ларионов, — пояснил Оськин. — Давно ли просто Гешей звали, а теперь инженер, секретарь парткома комбината.
Машины поравнялись, и шофер Рощина притормозил свою, чтобы было удобнее разъехаться.
— Здравствуйте, здравствуйте! — узнав Трофимова, помахал ему рукой Рощин. — Присматриваетесь, товарищ прокурор?
— Присматриваюсь, Андрей Ильич!
Машины разъехались.
— Медленней! — с раздражением сказал Глушаев шоферу. — Прямо по улице. Еще и дома ни одного нет, а уже всю улицу гости укатали.
— Рощин да Ларионов не гости, а хозяева, — насмешливо глянул на него Оськин. — Или не рад таким хозяевам?
— Рад, как же, — пробурчал себе под нос Глушаев.
Машина медленно шла вдоль заложенных слева и справа фундаментов будущих домов.
— Здесь мы сойдем, — сказал Трофимов и спрыгнул на землю.
Вслед за ним все направились к одному из котлованов.
К Глушаеву, придерживая рукой широкополую белую панаму, быстрыми шагами приблизился высокий старик.
— Знакомьтесь, товарищ Трофимов, — небрежно сказал Глушаев, — это наш инженер-строитель Олег Юрьевич Острецов.
— Очень приятно, — любезно приподнял панаму Острецов. — Комиссия?
— Какая там комиссия! — усмехнулся Глушаев. — Хуже: прокурор с помощником!
— Все мои фундаменты, товарищ прокурор, в вашем распоряжении, — шутливо сказал Острецов.
— С них и начнем, — улыбнулся Трофимов. — Расскажите нам, Олег Юрьевич, что за дома строите вы для рабочих?
— Охотно! Что это будут за дома? — Инженер стал серьезен. — Леонид Петрович Швецов поставил перед нами задачу — построить отличные дома. — Медленно, точно читая лекцию, он прошелся перед своими слушателями. — Две-три комнаты в первом этаже и одна — в мезонине. Каждый дом на одну семью. Все удобства. Паровое отопление. Газ. У комбината есть и такая возможность. Да-с.
Острецов нагнулся, поднял с земли осколок кирпича и в раздумье подкинул его на ладони.
— Разрабатывая проект, мы столкнулись с целым рядом трудностей, — продолжал он. — Во-первых, индивидуальный облик каждого дома. — Острецов наклонился в сторону Оськина. — Эту идею, которую я горячо поддержал, выдвинул и отстоял наш председатель завкома. Во-вторых, конструктивная простота, удобная планировка комнат, свет, воздух… На этом особенно настаивал Леонид Петрович. Затем…
— Свет, воздух, — прервал его Оськин, — а дома строите возле болота.
— Что поделаешь? — развел руками Острецов. — Здесь еще место сносное. Кроме того, болота предполагают осушить.
— Разве нет участка получше? — спросил Трофимов.
— В районе комбината? — помедлил с ответом Острецов. — Нет.
— А если оглянуться на город?
— Ну, там места сколько угодно!
— Почему же обязательно строить только около комбината и отказываться от строительства на окраине города? Строили же вы там раньше?
— Строили.
— Рабочие и служащие комбината предпочитают жить поближе от работы, — вмешался в разговор Глушаев.
— «У нас» и «у вас», — смеясь взглянул на Трофимова Находин.
— Отсюда до комбината почти столько же, сколько и от города, — сказал Оськин.
— Столько, да не столько, — возразил Глушаев. — Впрочем, если человек хочет жить в городе, мы ему не мешаем.
— Нет, мешаете, — сказал Трофимов.
— Вот как? — насторожился Глушаев. — Кому же?
— Кузнецову, например.
— A-а, Кузнецову… Так он сам ведь отказался от нашей помощи.
— Не от помощи, а от участка в поселке.
— Да, мы давали ему дом. Он отказался. Пускай теперь пеняет на себя.
— Между тем вы обязаны помочь Кузнецову построить дом. Обязаны, и будете помогать.
— А горисполком?
— Горисполком тоже поможет. Поселок! Город! Не кажется ли вам, товарищ Глушаев, что вы напрасно противопоставляете одно другому?
— Я не противопоставляю, а учитываю соотношение сил, Сергей Прохорович, — заулыбался Глушаев. — Только это, только это.
— И тут вы можете просчитаться! — Трофимов обернулся к инженеру. — Скажите, товарищ Острецов, думали ли вы как инженер-строитель о будущем своего поселка и города? Ну, скажем, пытались ли вы заглянуть лет на десять — пятнадцать вперед?
— Заглядываю, частенько заглядываю, товарищ Трофимов.
— И что же?
— Хорошо, очень хорошо все будет, — растерянно ответил Острецов, не понимая, чего добивается от него этот молодой, с проницательными глазами человек. Встревожила старого инженера и неожиданная страстность, с которой задал свой вопрос Трофимов, и то, как резко говорил он с Глушаевым. — Новые улицы, проспекты… — Острецов замолчал.
— Вижу, что не заглядывали, — сказал Трофимов. — А жаль, я рассчитывал, что вы поможете мне советом. — Он протянул Острецову руку. — До свиданья, Олег Юрьевич.
— До свиданья, — тихо отозвался инженер. Ему казалось, что все вокруг смотрят на него с сожалением, как на человека, в чем-то виноватого.
Трофимов подошел к машине.
— Вы с нами? — спросил он Оськина и Глушаева.
— Нет, я останусь, — сказал Оськин. — Надо с народом поговорить.
— И у меня тут дела, — сухо поклонился Глушаев и вдруг снова заулыбался и замахал руками. — Предлагаю обмен, товарищ прокурор!
— Какой обмен?
— Я помогу Кузнецову построить дом, а вы помогите Косте Лукину на суде.
— Вот вы какую сделку мне предлагаете? — сказал Трофимов, с интересом всматриваясь в лицо Глушаева, опять ставшее веселым и добродушным. — Кстати, товарищ Глушаев, почему вы разговариваете со мной этаким шутовским тоном? И вчера по телефону или вот сейчас, предлагая мне свой обмен? Ведь вы человек, безусловно, умный…
— А разве шутовской тон — это признак глупости? — усмехнулся Глушаев. — Впрочем, отчего же шутовской? Я человек веселый…