Трофимов вернулся к столу и, точно желая еще раз проверить себя, перечел мелко исписанный, со следами многих пометок и уже пожелтевший от времени листок бумаги. Это не был рассказ ревнителя старины о достопримечательностях города, о его воздвигнутых еще в XVI веке церквах и о соляных промыслах времен Ивана Грозного.
Пожелтевший от времени листок повествовал о будущем. Горячие и светлые мысли влюбленного в свой край человека, его думы, его мечты — вот что узнал Трофимов, вчитываясь в неразборчиво написанные слова.
«Древний Ключевский посад, — читал Трофимов, — в котором еще сохранились церковные здания шестнадцатого столетия, крепостные башни, монастырские подземные ходы и купеческие амбары-крепости — этот наш древний город в годы советской власти оказался в центре необычайно богатого в промышленном отношении района. Достаточно упомянуть о залежах калийных солей, превышающих такие, как Страссфурт (Германия), Соляная долина (Абиссиния), Калиш (Польша) и Мертвое море (Палестина). Это к югу от Ключевого. К северу же и в других направлениях найдены богатые залежи меди, горючих сланцев, возможна нефть. Город заключен как бы в огромное кольцо, усыпанное драгоценными камнями. Все это, безусловно, определяет и его будущее. Город, который неузнаваемо вырос за годы сталинских пятилеток, теперь, после войны, начнет расти еще быстрей. Обратимся же к плану будущего, вернее, завтрашнего Ключевого. Посмотрим на его новые окраины, шоссейные дороги, административный центр…»
И Трофимов, следуя воле автора, развернул один из лежащих перед ним чертежей.
«Этот план далеко еще не завершен, — продолжал читать он. — Это всего лишь наметки и предположения человека, полагающего, что он хорошо знает свой родной город и край, и решившего помечтать на бумаге, со счетной линейкой и карандашом в руках. Итак, перед нами город Ключевой, равно необходимый и Ключевскому комбинату, что стоит к югу от него, и бумажному, что стоит к северу. К нему сходятся дороги со всех сторон. Здесь железнодорожный узел. Здесь аэродром. Здесь, наконец, и это не менее важно, большой и хороший театр. Библиотеки. Институты…»
Читая, Трофимов отыскивал на плане все, о чем упоминалось в объяснительной записке.
«Да, институты, ибо я не мыслю, что Ключевой — столица такого огромного промышленного и сельскохозяйственного района — сможет уже через несколько лет обойтись без своих собственных специалистов в самых различных областях его обширного хозяйства…»
Трофимов кончил читать и бережно положил на стол мелко исписанный стремительным почерком листок бумаги.
«А мне говорят, что у города нет будущего, — думал он. — Болтают о каком-то соотношении сил, не понимая или не желая понять, что нет в районе отдельно, обособленно живущего комбината, сплавного рейда или завода, а есть единый, связанный общими интересами район с центром в городе Ключевом…»
Кто-то тихонько постучал в дверь.
— Войдите! — громко сказал Трофимов и оглянулся.
В дверях стояла Марина.
— Не спится что-то… — Она подошла к столу и склонилась над чертежом. — Я уже давно хотела к вам зайти, да боялась помешать…
Марина говорила спокойно, чуть-чуть приглушенным голосом, как обычно говорят ночью, когда в доме легли спать, но Трофимов все же уловил в ее голосе тревожные нотки. Он понимал, что заставило девушку прийти к нему в этот поздний час, и был рад ее приходу и тому, что мог теперь же, не дожидаясь утра, поделиться с ней своими мыслями.
— Это заинтересовало вас? — спросила Марина и осторожным любовным движением провела ладонью по поверхности чертежа.
— А как вы думаете, Марина Николаевна?
— Это работа моего отца… А мне всегда казалось замечательным все, что он делал. — И Марина посмотрела на Трофимова.
— Здесь многое не завершено, многое только намечено, — ответил он на ее взгляд. — Но есть главное: умение заглядывать в будущее, умение предвидеть, планировать и строить с учетом будущего! Вот вы, Марина Николаевна, воюете в городе за чистоту. Вы хотите, чтобы возле детского сада озеленили пустырь, чтобы благоустроили общежитие молодых рабочих. Вы требуете, доказываете, уговариваете. И так каждый день. И каждый день, устраняя неполадки в одном месте, вы обнаруживаете их в другом. Верно?
— К сожалению, это так.
— Ну, а вам никогда не казалось, что все эти неполадки имеют одну и ту же причину?
— Нет. Я, признаться, и не думала об этом.
— А еще врач! — улыбнулся Трофимов. — С чего же начинать лечение, как не с поисков главной причины болезни? Впрочем, болезни надо не только лечить, но и предупреждать. В профессиях прокурора и врача, поверьте, есть много общего… Плох тот прокурор, который только наказывает за нарушение законов. Главная наша задача — предупреждать эти нарушения.
Трофимов нагнулся над стулом и стал сворачивать чертежи. Делал он это не спеша, так, как стал бы делать конструктор, который только что закончил большую, трудную работу и теперь, сворачивая чертежи, еще и еще раз обдумывал путь, по которому он шел. Да, Трофимов и был сейчас именно таким конструктором, но только не чертежная доска, а повседневная жизнь района была полем его деятельности.
Марина, помогая Трофимову складывать чертежи, с нетерпением поглядывала на него, ожидая, когда же он снова заговорит. Но он молчал. Тогда, не выдержав, она заговорила сама:
— Сергей Прохорович, где же причина неполадок, с которыми я сталкиваюсь в своей работе? Кто в этом повинен?
— Кто повинен? — неожиданно резко переспросил Трофимов. — Те, кто искусственно противопоставляют комбинат городу и не только не помогают вам в работе, а, наоборот, мешают. И вам ли одной…
Трофимов взял со стола свернутые в рулон чертежи и протянул их Марине. — А проект этот, Марина Николаевна, советую вам отдать Швецову или Рощину. Напрасно вы не сделали этого раньше.
— Нет, нет, я говорила! — воскликнула Марина. — Я говорила с Леонидом Петровичем, и он очень заинтересовался работой отца.
— Так почему же она не у него?
— Это моя вина, Сергей Прохорович, — смутилась Марина. — Мы с мамой долго не решались показывать Швецову работу отца — ведь она не закончена… И мне не хотелось… Я боялась, что он посоветует показать проект Глушаеву.
— Вот-вот, это было бы хуже всего, — думая о своем, согласился Трофимов. — Ну, а почему бы, не теряя времени, не показать проект Рощину? Сейчас как раз разрабатывается единый план жилищного строительства города и поселка — именно то, над чем работал ваш отец.
— Хорошо, Сергей Прохорович, я так и сделаю.
Марина с благодарностью посмотрела на Трофимова, взяла чертежи и пошла было к двери, но остановилась.
— Скажите, Сергей Прохорович, — решительно спросила она: — Что вы думаете о Леониде Петровиче Швецове? — Девушка быстро протянула вперед руку. В этом предостерегающем движении чувствовалось ее опасение быть неверно понятой. — Я спрашиваю вас о нем как о директоре комбината, пришедшем на смену моему отцу… Ведь отец был первым строителем этого комбината… И, знаете, очень хочется, чтобы и Швецов тоже оказался настоящим…
— Я понимаю вас, Марина Николаевна, — как можно спокойнее, точно дело и впрямь шло о справке, которую он — прокурор — должен был дать о директоре комбината, сказал Трофимов. — Настоящий ли он работник? Да, думаю, что настоящий. Я смог это заключить даже по тому немногому, что увидел на комбинате. Это не означает, конечно, что нет в работе Швецова недочетов, что все у него безупречно, но…
Трофимов умолк. Что еще мог он сказать Марине о Швецове? Ему неприятна была сама мысль о том, что своими словами он может вторгнуться, как ему казалось, в личную жизнь девушки.
Марина долго ждала, не скажет ли ей Трофимов еще что-нибудь, и, не дождавшись, вышла из комнаты.