Нужная сумма действительно была на его счету. Даже чуть больше, на какие-то доли процента, поскольку перевод (видимо) был с конвертацией и (видимо) отправитель послал чуть больше денег, скомпенсировать конвертационные потери.
Ну и хорошо. Пятёрка, конечно, мелочь, но как приятно! Теперь, по крайней мере, за дочь можно не опасаться.
– На выход, – Джойс кивнул на аборигена, убирая личный пульт обратно.
Неприятно где-то конечно, вышло со Стариком, но тут ничего не попишешь. Да и человеком Старик был, если разобраться, не самым лучшим…
Опыта и знаний мне сегодня не хватило. С другой стороны, после некоторых размышлений, прихожу к выводу: взяли меня только потому, что мне нечем и некогда было минировать подступы. А так бы… Ну и ещё, конечно, самоубийство – харам. Грех, иначе говоря.
Кроме размышлений, мне сейчас всё равно заняться нечем: после приземления, меня подхватили под руки и, можно сказать, перенесли в какой-то мобиль. Который теперь едет по ночному городу. Со мной никто не разговаривает, что меня вполне устраивает: не годится разговаривать с теми, кого записал в кровники. У нас теперь только один путь, в конце которого или – или.
Чуть пропетляв по городу, мобиль останавливается у какого-то отдельно стоящего комплекса, уродливо состоящего из строений разных эпох: я не спец по архитектуре запада, но тут даже мне видно: и материалы, и стилистика разных зданий комплекса имеют между собой разброс лет до пятиста. Видимо, какое-то учебное заведение или тюрьма: первое обычно достраивается, прирастая новыми корпусами (как у нас в Столице). Вторая обычно требует реконструкций на ходу, несмотря на уже размещённый контингент (содержащихся в тюрьме). Потому тоже вполне может включать здания разных эпох и конфигураций. Интересно, а меня куда из этих двух вариантов привезли?
На входе в комплекс, напоминающем пропускной пункт, нас встречает вооружённый пост (правда, оружие только холодное и церемониальное, но тем не менее). Которому самый старший из моих кровников что-то хмуро говорит буквально двумя фразами. Зачем-то попутно тыча им под нос своим планшетом.
Значит, не тюрьма: даже с учётом местного беззакония, для оформления в заключение, документов и времени требуется больше. Это я как раз хорошо знаю, потому что наша страна в мире считается автократической (считалась…). Процедуры заключения, если верить западным учебникам, у нас самые простые, ещё говорят «ускоренные».
Так вот, даже у нас упечь в тюрьму за минуту нельзя. Но, я убил одного из них. Хотя, с другой стороны, защищая свой дом и на своей земле. Интересно, как с этим будут разбираться тут…
В общем, чего теряться в догадках. Мои кровники (правда, они об этом ещё не знают) просто принесли меня под руки в какой-то кабинет, поставили на пол и их старший обратился к сидящему за письменным столом старичку (Неужели всё-таки тюрьма? Откуда в учебном заведении ночью сотрудники? Да и кабинет, судя по некоторым деталям, не из простых: вон та крышка стола из дерева достаточно драгоценной породы. Вряд ли такое дерево будут использовать в обычных интерьерах. Плюс, церемониальный чайный набор рядом: я не очень понимаю в поделках жонгуо, но они всё же наши соседи, одни из. И эта штука точно из сувенирных, значит – из дорогих)
– Добрый вечер, – Джойс с порога кивнул Главному Воспитателю кадетского корпуса.
Который, как и указывал в инструкции товарищ, ожидал его на рабочем месте, несмотря на позднее время. – У меня приказ номер… объединённой кабминовской комиссии. Сейчас достану планшет…
– Не надо, – сварливо встретил его с порога незнакомый мужик, почти что дед. По недоразумению, числящийся тут Старшим Воспитателем. – Я уже всё получил. Почему парень обездвижен?
– Оказывал сопротивление при эвакуации, – не стал вдаваться в подробности Джойс. – Иначе было никак.
– Немедленно снимите. Я вас больше не задерживаю.
Сон было дёрнул головой в сторону Джойса, намекая, что об «особенностях» этого пацана стоило бы рассказать. Просто из вежливости, чтобы не подкладывать деду подляну. Ибо один труп за пацаном всё-таки уже числился.
Но подобная благотворительность, во-первых, не входила «в условия контракта». Во-вторых, Джойс очень опасался говорить на любые щекотливые темы в любых незнакомых местах. Был опыт, не сказать, что приятный… Упоминать же о происшедшем означало затронуть и щекотливую тему «невосполнимых потерь личного состава». Чего Джойс был делать не готов, ни здесь, ни сейчас. По целому ряду причин.