Ида судорожно соображала, как сделать так, чтобы Хейдар оставил её здесь, желательно без присмотра своих людей. С него же станется или увезти её, или посадить под замок, учитывая, как он упрям: если что-то вбил себе в голову, остановить его невозможно — прет как разъярённый буйвол, сметая все на своем пути.
Поэтому, неожиданно вспомнив утренний разговор с Ниидт и не придумав ничего умнее, она отстранилась и, изобразив свое самое глупое выражение лица, подняла на Хейдара глаза, кокетливо похлопала ресницами и по-идиотски хихикая, спросила:
— Ой, и замуж позовешь?
Поднятая рука Хейдара, которой он поглаживал ее по спине, замерла, так и не завершив движение, глаза вывалились из орбит:
— Что?! Зачем замуж? Нет же! Я просто увезу тебя с собой, но жить ты будешь одна, нет, со мной, нет, не в смысле со мной, Ида! — у мужчины отчетливо дернулся левый глаз.
— Ага! — девушка высвободилась из ослабших объятий и, обвинительно ткнув в его грудь пальцем, противным голосом заверещала,— говорила мне Ниидт, что ты курощуп! Не одной юбки не пропустишь! Да, может, ты еще кого обхаживал одновременно со мной! Зажимал, значит в лесу, целоваться лез, лапал за разное, а теперь вот уехать предлагаешь под предлогом, что это для пользы и якобы моего спасения! А сам, значит, увезешь и бросишь там, на чужбине? Даже определиться не можешь, где я жить буду, с кем и на что!
Совсем уже войдя в раж, топнула ногой и завопила:
— Не поеду я никуда, пока замуж не возьмёшь!
Сверкнула глазами и, сдерживаясь из последних сил, чтобы не закричать раненым бакланом и не скорчиться от приступа смеха, наблюдала за совершенно детским выражением лица перепуганного такой перспективой Хейдара, у которого глаз дергался уже не переставая.
Чтобы закрепить эффект, сложила руки на груди и демонстративно отвернулась.
Мужчина, тяжело дыша, схватил ее за плечи и, хорошенько встряхнув, проорал, как берсерк перед Великой битвой:
— Да ты совсем стыд потеряла! — на его лице не было прежней детской растерянности, он трясся от еле сдерживаемого гнева, и девушке даже на секунду подумалось, что он близок к тому, чтобы ударить её, на мгновение ей стало страшно.
— Ты — маленькая, лживая, расчетливая дрянь! Уж не провернула ли ты весь этот балаган с Эйгелем, решив, что сможешь прибрать меня к рукам, а?
Хейдар больше не контролировал себя, ему казалось, что так больно быть точно не может, не с ним, это пусть другие будут игрушкой в руках баб, у него на сей счет иное мнение. Да с чего вообще ему сдалась эта девчонка, которая почему-то решила, что может управляться с ним так, как ей захочется. Какой же он идиот, если решил, что наконец встретил достойную девушку, с которой у него, возможно (ключевое слово — «возможно»), что-то могло со временем получиться. И теперь, расслабившись и подпустив её так близко, он получил сполна.
Хейдар яростно тряхнул девчонку за плечи еще разок и опустил руки, желваки ходили, глаза горели серебром:
— Не это ли ты имела в виду, когда вчера грозилась вернуться к разговору о способности продумывать на два шага вперёд? Ну, отвечай!
После этих слов девушка широко размахнулась и ударила его наотмашь по щеке, да так, что голова дернулась. До предела взбешенный Хейдар замахнулся, чтобы ударить в ответ, но посмотрел на Иду и остановился.
Она, растеряв весь свой запал, снова стала прежней Идой, которая стояла напряжённо вытянувшись, а по её щекам беззвучно бежали слезы. Со взглядом загнанного зверька, попавшего в лапы к здоровенному медведю, она выглядела такой испуганной и очень маленькой, и все это было паршиво настолько, что Хейдару стало противно за себя самого, за то, что он чуть не ударил её.
Он отстранился. Не глядя на Иду, молча развернулся и широкими шагами пошел по направлению к деревне.
========== 09. Расплата ==========
Когда Хейдар скрылся за кронами редких деревьев, Ида тяжело опустилась на бревно. Она уставилась в одну точку и раскачивалась, пытаясь унять боль, которую ей причинил человек, ставший для нее действительно близким.
— Зачем, ну зачем я так близко подпустила его, — корила она себя, а слезы все бежали по щекам.
Когда сил плакать больше не стало, Ида уставилась потухшим взглядом в пустоту: все, что до этого казалось таким четким, простым, правильным, — поблекло, помутнело, исказилось.
Наконец она нашла в себе силы встать и пойти в сторону деревни, откуда доносились дружный хохот, тянуло запахом еды и теплом.
Застыла на границе тени подлеска и света от факелов у ближних домов, вздохнула и, не оглядываясь, сделала шаг к освещенному месту. «Хватит с меня», — тряхнула головой и уверенно пошла на звук голосов.
Ида подошла к центральной площади, на которой полыхал большой костер, а люди стояли, расступившись и образовав неровный круг: будет кулачный бой, будет кровь и драка на потеху толпе.
— Опять эти варвары, пьяные бои из-за добычи или девки, что, по сути, одно и то же, вот что будут они устраивать… — Ида невесело усмехнулась и решила подойти поближе. Она протиснулась в самую гущу толпы, желая посмотреть на чужую боль, раз уж свою она все равно никому показать не может.
Вдруг у самого уха раздалось знакомое ворчание:
— Чем ты его так озлобила? — со смешком поинтересовался Вар-кузнец, — в последний раз он согласился на кулачный бой, когда погиб один из его моряков. Тогда он тоже крепко пил и так же крепко бил. Молча. Он был как каменный: что лицо, что тело, что руки… Не живой. Выстоял четыре кона, а потом просто рухнул. — Вар махнул рукой, — не подумай, не проиграл. Просто уснул в какой-то момент прямо во время боя, вот и завалился посреди кольца. Знаешь, тогда такая тишина повисла… и никто не посмел издать хоть какой-то звук. Кто-то из старших подхватил его под локти и уволок к Гурду в дом — отсыпаться. И утром словом никто не обмолвился. Будто и не было ничего.
Ида молчала.
— Да-а-а, — протянул задумчиво Вар. — Далеко пойдешь, девочка.
Тем временем жители деревни, уже подогретые настойками и жадные до кровавого зрелища, притихли, и плотное кольцо расступилось, пропуская участников первого кона.
Сначала в кольцо вошел Сигги Дуболом, двухметровый здоровяк, обманчиво казавшийся неторопливым и спокойным. Ленивым движением скинул с себя верхнюю рубаху, повел плечами, провел рукой по шее, разминая её. Посмотрел по сторонам и, найдя глазами Арику, заулыбался и подмигнул жене.
Следом за ним шел Хейдар. И хотя никто не рискнул бы назвать его малышом, на фоне исполина Сигги он и вправду проигрывал.
На лице Хейдара живыми оставались лишь глаза, и казалось, что они плавятся изнутри серебром. Он был пьян и буквально чудом держался на ногах, двигался плавно покачиваясь, а руки расслаблено свисали вдоль туловища.
Соперники вышли на середину, сомкнули руки в приветственном жесте и тут же отступили на шаг. Хейдар под улюлюканье толпы опять покачнулся, но смог удержать равновесие.
Сигги, улыбаясь во весь рот, беззлобно поддразнил Хейдара:
— Прости, Младший. Похоже, сегодня не твой день. Я постараюсь не сильно попортить тебе морду, а то и так никто не сподобился прибрать тебя к рукам: так и помрешь бобылем.
Левый глаз Хейдара заметно дернулся, когда он услышал расхожее «прибрать к рукам», но больше никаких эмоций на лице не возникло.
Хейдар присел немного и повернул корпус в сторону здоровяка. И в тот момент, когда Сигги размахнулся, а его молотоподобный кулак должен был встретиться с лицом противника с неотвратимостью, с которой пробудившийся по весне медведь, голодный и злой, несется к стоянке незадачливых охотников, Хейдар сделал неловкое движение вперед, затем мягко качнулся назад и как-то по-детски взмахнул левой рукой со сжатым до белых костяшек кулаком.
Сердце Иды пропустило удар. Она закрыла глаза и сразу открыла. И онемела.