Крикова сымитировала сердечный приступ, поэтому врачи решили и ее положить на обследование, но в другую и с приставленной охраной. В таких лечебных учреждениях имеются отдельные больничные палаты с решетками на окнах. Вряд ли она будет прыгать с последнего этажа.
Из хостела пришли другие хорошие новости: спящие в том номере согласились дать свидетельские показания, что сотрудники отдела «Млечный» сделали все корректно и профессионально. Глебу с Арсением ничего не угрожает. Может возникнуть закономерный вопрос: почему они сразу не вызвали подкрепление? Но к бумажной волоките не привыкать.
— Я тебя искала! — крикнула Ульяна, выходя из микроавтобуса своего отдела. — Нарушаем инструкции…
— Какие? — устало протянул Глеб, закуривая и смотря, как кабриолет пытаются сдвинуть с места лебедкой и притянуть на эвакуатор. — То, что не проводим допросы? Сейчас это невозможно. Пусть Вафушева помаринуется в клетке и ждет своей участи. Начну с Криковой, когда врачи разрешат. Ты же знаешь, как такие давят на жалость… А потом их адвокаты скажут, что я допрашивал незаконно… Знаем… Проходили…
— Разумно…
— Еще бы…
— А почему в управление не поехал? Здесь ты больше не нужен, — смягчилась она.
— Люблю подумать на свежем воздухе. Жду пока адреналин спадет…
— По тебе не видно, что ты встревожен…
— Профдеформация, — парировал Глеб.
— Навестишь Арсения? — спросила Ульяна, наблюдая за корреспондентами. — Напарник твой, вроде…
— Коллега, — поправил ее Глеб. — Временно работаем. Не переживай. Оклемается. Я узнавал, — Он посмотрел на нее. — А ты что здесь забыла?
— Хотела воочию посмотреть на плоды твоей работы…
— Ну, это командная работа, — сказал Глеб, потянувшись и зевая.
— Видела Вафушеву, когда ее вели в камеру. Я хотела попросить тебя…
— Давай.
— Можно я поучаствую в допросе? Девять дел сами себе не расследуют. Улики против нее. По ориентировкам подходит. Интересно, что она скажет… По поводу Лиды…
— Вот оно что, — произнес Глеб. — Зачем тебе? Не понимаю, когда пытаются выведать лишнего…
— Опыт, Глеб. Такая приставучая штука. Еще ты на меня директора бутика бижутерии спихнул… Как его там? Шуркин… Вспомнила… За тобой должок…
— Ладно. Все равно и мы его разыскиваем…
— К чему такие неровности в расследовании? Мог бы просто схватить всех, до кого можно дотянуться, — проницательно заявила Ульяна.
— Мы с Арсением ходим по тонкому льду. Если бежать напролом, то на мелочи внимание не обращаешь. Как-то так…
— А подробнее?
— Когда ты почувствуешь самоуверенность, то тебе ее быстро обрежут. Раньше, чем ты думаешь…
— В смысле, люди со связями?
— Когда ты идешь против системы, то она начинает себя защищать. Любая. Хороша или плохая… Неважно… Но она переработает и выплюнет того, кто посягнет на безопасность…
— Поэтому полицейских не очень жалуют, — высказала Ульяна. — Моя мама была недовольна, что я стала полицейской… Говорила почти то же самое, что и ты. Только другими словами.
Появились аварийные комиссары, записывающие причиненный гражданам и городу ущерб. Также коммунальные службы принялись демонтировать остановку. Все работали слаженно. Вскоре об этом инциденте не будут вспоминать… Лишь табличка с заявлением, что будет здесь стоять новая и современная остановка. Молога имела свойство мгновенно реагировать на такие проблемы. Мэр не зря ел свой хлеб.
— Слушай, — произнес Глеб, — я люблю одно словосочетание: «человеческий фактор». В каждой сфере есть две категории людей: порядочные и непорядочные. В этом и есть суть человеческой природы. Нельзя на всех одинаковые ярлыки вешать. У каждой профессии своя специфика. Но человеческий фактор… Кто-то защищает граждан, а другой на них паразитирует. Полиция идеально показывает пресловутый фактор.
— Не совсем понимаю…
— Допустим, возьмем эту погоню. Сколько машин откликнулось на поддержку?
— Судя по всему, около шести…
— Всего. Я не говорю о тех, кто поехал на другие вызовы. А именно о свободных. Из дюжины патрулей на выручку отправилась всего половина. Чем другие занимались в этом районе? Остается только догадываться… Вышло бы побольше патрулей, которые стояли на пути у Вафушевой и выпустили шипы. Тогда обошлось бы без большего ущерба.
— Я, кажется, понимаю.
— Ради чего мы под пули лезем? Мы на своем месте. Не для вида, а для помощи. И я искренне не понимаю двойные стандарты. Нас поливают грязью, но когда этим ненавистникам нужна помощь, они не задумываются, кому позвонить… Может, я и ошибаюсь. Но думать иначе не могу. Каждый должен быть на своем месте.