Своевременность, видневшаяся Никите за окном, за стеной, где расплескался взволнованный народными волнениями Финский залив, представлялась красивой картинкой, омрачаемой сушей и заселившими ее организмами о двух ногах. А настигающее понимание, что сам такой, вдруг придавало панораме четырехмерную завершенность. Кабы не было зимы, лишь бы не было войны… твердят. Пустое это, так заведено. Зато грачи налетели, не оставляя надежд на возвращение саблезубой зимы. Дело к лету. Опять закончатся котлеты. Но какая страшная сила тянет их, воздухоплавающих птиц, летучих без границ и таможен, туда, где не ждали, сюда – в страну рабов, страну господ? А там, за окном крайней стены, что-то менялось и творилось, но глухонепроницаемая стена, на которую установились пластмассовые окна, не выдавала секретов, не признавала авторитетов, не понимая современности, данной ей в ощущениях.
Но ведь теперь все не важно, когда нужно только дать им понять, высокоделикатно сообщить партнерам по безбизнесью все, без дураков, а то сидят себе щеголи и франты: расфуфыренные, распахнутые, шелушатся будто ошпаренные, уже руку бы кто поднял, имея выступить с неофициальным хотя бы заявлением. Ан нет: помышляют только о том, как бы плавно вписаться в поворот выходного дня или пособия, как бы отсидеться в штабе, в штатском, думают – чего думать, сейчас нам Никита Леопольдыч что-нибудь придумает, поправит, и все образуется, враг образумится. Нырнет, думают они, с головой в ту реку идей и выкарабкается через пару часов с авоськой оптимальных решений и целым пакетом предложений. Тогда как дело наше, братцы – в кабак, потому как отрасль уходит в тенек, и надолго. Дело наше, понятно, бравое – импорт наличности из затмевающегося Запада, закачка денег с последующей заначкой, перераспределение по населению, оно, увы и ах, опередило свое время, затмило солнце и ничего тут не попишешь. Неспроста я всегда выступал против счетов в банке, тамошних счетоводов, звездочетов, заступаясь за старую добрую наличку, которая шуршит себе, шебуршит, так живительно щемит благородные сердца опасностью хранения, ношения и передачи. И что опаснее, спрашивается, ежели наши собственные счета как бы невзначай теперь взяли и обнулили сверхотуры мировых правительств при поддержке правительства РФ, полной и безоговорочной, как капитуляция. Марионетки! Шарлатаны! Сами не умеют Россию спасать, так и другим не дают, вот где драма. И не остается ничего, кроме как. Свалиться. Чтобы снова вознестись ввысь. В некотором даже смысле, испаряясь.
Долгожданное решение, озвученное Лунным оседлым по столам партнерам, тех окончательно оболванило, обескуражило, ослепило. Пока те ждали чего-нибудь ароматного, безбедного, винтажного, тот взял и предложил категоричное, нечто исключительное из правил. Подсолнух, обернувшись в полглаза, вдруг всецело и уполномочено употребил, что не надо гнать, держать, бежать, обидеть, слышать, видеть и вертеть, и дышать, и ненавидеть, и зависеть, и терпеть. Вот те полезные умозаключения, которые надлежит гнать от себя как околесицу отсебятины. Назло тем злым языкам и мужикам, заблудшим сынам землематери. Тревожный звоночек был нами не услышан, это печально| выразил мнение Никита. И все уже слишком поздно. Ай да по домам. Свежесть утра расставит по местам дряхлость вечерних потуг. И пока есть еще пару часовых промежутков на движения вспять, вам нужно срочно почитать. Отца своего и мать свою, надо не убивать, не прелюбодействовать, не чревоугодничать, не украсть надо бы, не пожелать дома ближнего своего и жены его не возжелать. Но это вы все потом, когда-нибудь обязательно разберетесь, почитав узкоспециальную литературу, когда окончится соль для супа с котом и объявится голодовка, а сейчас есть идея к вам всем снять со стены, плача, мою любимую веселую картину собственного сочинения, которую смел я в прорыве вдохновения на выдохе окрестить «Золотые Рыбки В Сметане».
Чем продиктовано, каким духом вызвано? Общеизвестны мои тяжелые чувства к златым рыбкам, которые стали настоящим проклятьем всей моей безутешной успешности. Но здесь и сейчас я официально предлагаю эту картину взять и отменить. Пустить на черный квадрат. Штука в том, что бизнес наш сконфузился и скукожился до размеров моих личных накоплений. Его забрали, как забирает верзила конфетку у первоклашки. Кто забрал? Госпожа удача, Его величество случай. Эвакуаторы, экономисты. Мировое самоуправство или Управление внутренних тел. Велика ли важность? Ну-ну, не будем дурака ваять в присутствии духа. За картиной – секрет Полишинеля – явный тайник с забытым паролем. Его не раз пытались уломать, заболтать, вывести из себя. Чего только не делали, пытаясь овладеть секретом. Но… фирменная тщета. Пароль был так задуман некогда моим умозрением, что я и сам подзабыл навзничь. Еще в те дни капиталов быстрого приготовления, когда я самоопределился директором ларька и не кисло преуспел в коммерческих упражнениях. И так продолжалось до тех пор, пока передо мной не осталась только одна светская задачка – куда девать эту чертову наличность?