Не унывай, дружище, живы будем-не помрем |обрывал его Подсолнух| и никогда не говори «иногда». Ведь именно сегодня я, употребив вспомненный пароль, раздам его открытия вам – беднякам духа и заложникам пуза. Там денежных единиц – каждой твари по паре лямов. Это высшая математика. Хватит на первое время. Да и на третье, при правильном решении уравнения. Но есть мнение и опасение, что распорядитесь вы ими… безобразно. Пуститесь во все тяжкие: начнете перепрятывать по банкам, склянкам, заграницам, рыть себе ямы с бассейнами, нет-нет, а станете заказывать самые громадные пиццы сквозь интернет, в общем, известное дело. Да и хватит бегать глазками, да нет, конечно, я раздаю свои сокровища капиталов безвозмездно, их вы попилите поровну или сообразно воображаемым заслугам – не мой головняк. Вы вольны распоряжаться заполученной наличностью исключительно, правильно, долго ли, коротко ли, кто во что горазд. Лично я же всей личностью выхожу туда, где нужды в капиталах и драгметаллах нет, поскольку биография моя вилами по воде писана, как мне бабушка надвое и сказала. Когда на ухо села однажды в автобусе. Еле отмазался, откупился. Сам я ее тогда не слишком-то и понял. Но почел за лучшее не обращать, сколько смог, внимания. Так уж воспитан, стараясь к гадалке не ходить. Но теперь что… когда я утрачиваю чело-вечность, сдаю дела, возвращаюсь, говоря прямиком, к корням, первоисточникам. Устал я ухожу.
И, действительно, над дверью в стене, где долгие годы без смысла пылилась табличка «Порошок уходи», под неизвестно откуда разразившуюся классику музыки и застучавшую победную барабанную дробь, возгорелась невиданная прежде таблица «Выход», дополнившаяся манящей мелькающей стрелочкой, куда и впрямь взял и вышел Подсолнух – не прощаясь, не обольщаясь, не обещая вернуться. Взял и вышел. Не оставляя ничего себе.
Выспавшись не в себе, восхрапев вне себя, осознавая себя сейчас на безответственном посту, проветриваемом механическими сквозняками, навеянными компьютерными облаками, он терпеливо ждал восхождения солнца, чтобы поднять голову, и, напитавшись биологически активненькой водичкой, пролитой в электронно-лучевую вазу, понять себя как подсолнечник масляный, в давно ставшем нормой просторечии – подсолнухом. Как когда-то тогда, в междуречии Тигра и Ефрата, в просторечии Леты и Стикса, на заре цивильности, между небесами и небоскребами. Доскреблись тогда. До сих пор разгребают.
Ныне Никита воплотил мечту и, прямо говоря, перестал говорить, как великий слепоглухонемой. И никогда больше так не делал, даже иногда, заделавшись подсолнухом, утратившим дар речи, но нашедшим место под солнцем, застыв в вазе на базе безналичных спецопераций, куда каждое утро вторгались люди новейшего поколения с актуальными настроениями вшитых микрочипов, обслуживающих махину всемирной экономики, за что получая зарплату и расплату в размере твердой бессмыслицы. Времени поразмышлять о главном у подсолнечника масляного Никиты было не так уж и много: жизнь коротка, зато всю ее можно плыть, распуская на размышления и наблюдения – все время. Только небо+только ветер = только радость впереди. И никаких себе сложносочиненных пространственных лабиринтов и временных петель, подумать только.
Так, проводя жизнь в мечтаниях и мышлениях, и не заметишь, как заоткрывались окна и двери, столы и шкафчики. Комната, стоило только веселому солнцу запасть в поле зрения, заполнялась физическими телами, занятыми химическими делами. Никитаподсолнух, весь оболганный, обозванный нынешними Семеном, но удачно подставленный на подоконник, свернул голову к солнцу, чтобы дольше оставаться цел. Пусть всегда будет солнце/ мыслил он. Пусть всегда буду я/ вторило оно. Диалог ладился, внутренний волос волокнисто вился. А в отсвете мелькали тени – люди. Как люди, еще только борющиеся за место под солнцем, превосходно разбирающиеся во все увеличивающихся сортах дерьма, грузящие обновленные сводки морали себе на панели с прибором, сменяя социальные статусы по зову природы моды. Никитаподсолнух и думать про них всех почти позабыл, когда осознал, что все тут и там уже не так, все не так, ребята. Нал окончательно пал.
Экономика совсем сэкономилась: никакой бумаги, бумагомараний, бумагомаканий и чернил. Пока деревенские деревья вздохнули спокойно, экономика эпохи восхода виртуализаций вдарилась в цифры на экране, ничем не подкрепленные: арабские, долгие, скучные цифры, где первая была главной, но чем дольше это продолжалось, тем интереснее экономика мерила жизнь в абстрактных величинах. Старые знакомые, одно к одному: опять пространство и время как принцип запоздалости/ улавливал подвох Никитаподсолнух. Чтобы подкопить изрядный числительный ряд нужно время, а чтобы расположить к себе возможность – пространство, но когда эти параллельные прямые все-таки пересекаются, то распоряжаться накопленными богатствами электронных кошельков уже как-то безрадостно. В вишневом саду ли, в огороде, кто-то наступил на старые грабли и впал в припадок, где-то это уже много раз было видано… А здесь и сейчас… спасибо хоть Лилии, вычитавшей в экспресс-энциклопедии, что меня уместно поместить на подоконник, на усмотрение солнцу, хоть я и без ножа зарезан и продан, а все же мыслю, следовательно, существую, упомянуто в энциклопедии энтузиазма. Браво! Есть еще люди.