Сквозь наотмашь распахнутую дверь в зал проник начальник третьего отделения пятого абзаца Златорыбкин, и подсолнух немного поник. Следственно-причинная связь должна бы быть обратной/ подметил сидящий на подоконнике кот Перманент XIV. Ведь экономика – это я, когда сыт по горло. Златорыбкин сходу выдал приказ открывать базовое окно и проверить помещение на предмет обмана веществ. Все ли показатели электронных пауков исправны? А то мухи у нас тут налетели на сладенькое спелой статистики. Никитаподсолнух хотел им напомнить, что мухи не дуры – летят как раз из открываемого окна, ища дерьма и ласки, но удержавшись, воздержался, смолчал. Не стал, памятуя о том, что его вручили именно гражданину Златорыбкину, но тот, будучи цветочным дилетантом, выставил подсолнухи вон из своего двуличного кабинета, подставив на всеобщее пользование в офис массового скопления, приговаривая, что где это видано, чтобы мужику цветы поручать, что за мрачная метафора, черная, читай, метка, и совсем очумели фанаты меня, ведь я же фигура – ферзь, персона нон-стопа, деньзнаковая личность, последовательный враг всякой наличности, я за безопасный кокс, я… рослый человек. И неожиданно обмякнув и поняв, что не прав в чрезмерной обвинительности, отправился в свой раздел, заниматься переписыванием истории и обогащением биографии, применяя смешинку третьего поколения, тогда как Перманент XIV, в который раз обнюхивая подсолнух, укреплялся во мнении, что тот, должно быть, совершенно невкусный, а, стало быть, опасный для приемки однокамерным желудком. К тому же, с недавних пор – лучший друг.
– Презабавно, но этот бедный духом богатей полагает, что у меня совсем нет биографии/ судьбоносно ухмыльнулся коту подсолнух./ Слушай сюда, mon ami, как не поленился бы выразиться граф Толстой, поднимая целину отечественной словесности до уровня сноски. Моя обогащенная слухами биография когда-нибудь выйдет в мираж тиражом тысяча и одна ночь. Надейся и жди.
– Подожди/ замурлыкал Перманент XIV/ ты же с твоих прежних снов – привидение подсолнуха, чья воля незавидна, а доля несгибаема, так кто же за всем этим стоит, кто автор твоего романа?
– Сам ищу, кому это выгодно, но все дороги ведут в третий мир, а четвертому не бывать/ отвечало привидение.
– Ты, скажу я без утечки, блестяще бредишь… Или бредешь… / изумлялся кот.
– Напротив, я здоров, как бычий цепень. Притомился в пути земноводном разве что, вот и совершил остановку на пристальное ознакомление с солнцем, чтобы лучше соответствовать идее себя, а то прежде слепило, когда я был раб – слаб человек. А ведь подсолнечник масляный – это звучит просторно: не как рак с горы, когда та не идет к Магомеду. Кстати, ты сам-то каков, здоров? Кот, а задаешь слишком много вопросов, хотя всему свое бремя/ ответствовал Никитаподсолнух.
Златорыбкин между тем уже затеял сборище посреди своих подчинившихся, уверяя, что все как иногда хорошо, показатели цветут и пахнут, все растет ввысь, но чтобы достичь великого – самого крупного значения на экране в истории его величества человечества, следует все-таки еще поднажать и нажимать на клавиши с большей страстью.
– Ну что это за цель – разгонять цифры на экране? Увеличивай себе экран до размеров комнаты – назад в будущее, и дерзай. Раньше хоть бумажки составляли-переставляли, подшивали в папки, выбрасывали за ненадобностью, а теперь все совсем не как некогда, во времена моей экзистенциальной зрелости. Все… ворчу, ворчу/ подуспокоился Никитаподсолнух.
– Не ты ли сам признавал, что они не умеют распознать нашу речь, нам же их речи не слишком любопытны. Выискивать редкие правды в грудах вранья – дело отчаянных энциклопедистов. Но что это – последствия какого-то безбашенного катаклизма, в результате коего все перестали понимать друг друга?/ вопрошал Перманент.