– Ты, котофей, не отвлекайся на помыслы о духовной пище, это потом, а сейчас, лучше выслушай-ка установку на игру. Скоро ты потускнеешь морально и станешь человек. У тебя все для этого есть – непомерные аппетиты и беспросветная глупость. Есть даже чуйка, что нарекут тебя Котовым Тимофеем Феликсовичем. Но на тебя вся надежда, милок. Посмотри-ка, во что превратил индустрию деньгооборота этот ваш Златорыбкин. Безумие, профанация, поп-культура! А ведь деньги – это кровеносная система общественной, с позволения сказать, жизни, они как реки Землематери для природы. Где стоят большие города – на реке, у воды. Не то чтобы мне все это еще сколько-нибудь интересно, но тебе – с твоим масштабом мышления – должно быть. Ну а я, хотя ты, конечно, не подметил – уходя, ухожу. Мои жизни удались в меру отпущенного, но продолжения кончились. Я так влюблен без памяти, что даже и не помню в кого. Так ли это важно теперь, на пороге большой дороги, когда чувствую, что перестаю казаться и начинаю быть, становясь самим собой. Я возвращаюсь к первопричинам. Чего и тебе желаю. Но всему свое бремя. Мир!
– Понял шеф, мы сыграем в эту игру, мы вернем нам наш нал… и все будет, как при бабушке / ответствовал котофей/ Ты лучший друг мне, так и знай, я всегда говорил! Тогда, когда я структурно сделаюсь Котовым Тимофеем Феликсовичем, то поправлюсь умом и направлю реки вспять, сделаюсь самым последовательным врагом безбожной безналички!
– Так это ж подсолнух!/ поосвоившись в вазе, воскликнули розовые розы.
– И круглому идиоту видать, что подсолнух/ зевнул кот, посматривая на новых лучших друзей.
– Неее, ты не проникся, поняв буквально… это тот самый подсолнух, более известный нам по прошлому, когда сами мы были партнерами/ отрезали розы-партнеры.
– Ааа, так он про вас сказывал, упоминая в контексте раздачи налички и неоставляния ничего себе/ поддерживал разговор кот.
– Да, значительный выдался эпизод, но с двойным дном. Всю жизнь он рассуждал как… дескать, деньги – это зло. Отдайте их мне, и я возьму на себя этот тяжкий крест. Самоотверженность и гуманизм – вот какими лозунгами, возведенными в принцип, он якобы руководствовался. Но потом, когда сильно изменился, перевернулся вверх дном, наконец-то осознал, что взял на себя слишком много зла. И не оставив ничего себе, ушел в себя, смолк/ достоверно подтверждали розы.
– Хитро. Выходит, это правда-матка? А я-то грешным делом думал – заливает. Сидит тут мыслитель в вазе, то не в себе, то вне себя, и складно выдает номера уже который день, а я, знай, эдаким васькой, слушаю да ем, на ус накручивая, подыгрываю… Так деньгами вы распорядились предсказуемо бездарно?/ поразился кот.
– Безусловно. Сложили все яйца в одну корзину. Вложились в центр развития безналичных технологий, а то – возьми, да и прогори пропадом. Потом, правда, вылез этот Златорыбкин-старший, папаша сегодняшнего, действующего, и уже как бы на свои кровные довел дело до ума и своего кармана. Мы тогда разобиделись крепко, но сгинули по углам, тоже не оставив ничего себе, как учитель. И вот теперь, в качестве реквизита мести, обернулись / говорили розы.
– Ну и ну, подсолнух-то непрост оказался/ участливо поддакнул кот, посматривая, впрочем, не принесли ли чего пожрать, понимая, что розы прекрасны, но тоже несъедобны.
– Постой-ка, а как же тут Никита поживал?/ обращались розы-партнеры к коту, ничуть, впрочем, не обращая внимания на подсолнух, увлекаясь котом.
– Как-как… да агонизирует уж какой день… бредит или бредет – все не пойму. Бередит прошлое, выкладывая, как был лепестком цветка, листом плачущей ивы, падучим в реку, котом, потом почти супом с котом, человеком, отнимающим деньги у богатых и раздающих их русским… Дивно вещает. И вот теперь, вон оно как все вышло… вышел.
– Постойте, как вышел… а поговорить? Вечно он уходит на полуслове, толком не заканчиваясь, что-то недоговаривая, словно всегда на шаг впереди…/ неподдельно огорчились розы.
– Так вот и вышел/ свернул шею кот, наблюдая за тем, как подсолнух естественно и величаво склонил голову: поник, пожух, зачах, угас, уснув крепким и здоровым сном.
И отметив очевидный факт, кот примирительно констатировал:
– Что ж, удачного сна. Я смотрю, ты окончательно стал другом вечности, просыпаясь, само собой, сейчас совсем другим – самим собой.