Корпоративщики заполнили собою зал, где их вновь встречал вездесущий тамада, уже молвивший зажигательную речь, в которой зазывал усаживаться половчее на свои места. Места были заранее распределены чьим-то замыслом таким образом, что многие желающие сидеть вместе, не смогли сидеть вместе, так как возле каждого набора столовых приборов стояла именная табличка. При ней-то и надлежало усаживаться поудобней. Вот и Никиту, Димаса и Дениса разбросало по всему залу, который, справедливости ради, был широкий и шикарный. Гости вечера расселись по предначертанным столам и застыли в ожидании интересненького. Никита не сразу заметил учредителей, так как те сидели достаточно отстраненно от прочих: на небольшой веранде-надстройке, возвышавшейся над залом, где о чем-то тихонько перешептывались, после чего пересмеивались. Возле них уже по полной сновал и старательно суетился генеральный директор, силясь всячески угождать. Внезапно погас свет.
Звякнул гонг, заиграло пианино. Луч света сперва выхватывал из тьмы лишь руки пианиста, а затем уже осветил и всю остальную его наружность. Все это дело мгновенно транслировалось на большой экран, приспособленный к стене. Не без удивления Никита признал в пианисте того самого гардеробщика, минутами ранее по-лакейски раздававшего номерки. По ходу вечера девочка из отдела сокрытия информации поведала ему историю, будто гардеробщик этот тоже не из простых будет… Что под личиной простачка скрывается оригинал, не брезгующий всем возвышенным и вневременным, страстный ценитель искусств и большой человек наук. В молодости он даже подавал серьезные надежды по классу фортепиано. Многие знатоки прочили ему блестящее будущее, но тот талантом распорядился безуспешно: поддавал, делая длинные паузы на загул, и блестящее будущее таким образом постоянно откладывалось на потом, каждый раз оказываясь средней паршивости настоящим. Вот и погнали поганой метлой юного гения из храма музыки, и мытарился тот еще долго по разным работкам и подработкам, но ни к одной толком так и не прикипел. Пока наконец не нашел себя в амплуа гардеробщика – видимо, судьба такая. Но и простым гардеробщиком стало быть невмоготу, тесновата одежка, тогда и сделался он совмещенным – слоняющимся по корпоративам. Организаторы торжеств знали, как радуют их гостей всевозможные превращения, иллюстрирующие поговорку «из грязи в князи» и, кажется, еще целый цикл других поговорок. Да и ссылка на советскую интеллигенцию, чудом уцелевшую в мордовороте лихих девяностых, а в застойные годы прекрасно совмещающую звания сторожей и кочегаров с насыщенной творческой деятельностью, также имела место. Гардеробщик между тем не на шутку размузицировался, войдя в образ так, что пришлось тамаде несколько прерывать полет своего компаньона по шоу-бизнесу.
Тамада, тонко уловив настроения масс, вежливо дал публике пожрать, сам выйдя покурить черт знает что. А насчет еды все было весьма и весьма затейливо и мило, хватало изысканных кушаний, лакомств и радостей живота: рябчиков в ананасах, жульенов, мороженых с кусочками земляники и черники, шампанских из французских провинций, да и отечественного разлива анисовая водочка пришлась вполне к столу. «Как на убой кормят», – поделился сосед своим впечатлением и гоготнул. «Эх, почаще, почаще бы такие вот корпоративы учреждали, а то от повседневных черствых хлебов и жиденьких каш быстрого приготовления уж спасу нет», – считывалось со многих быстрожующих лиц. Тамада, как призрак, неожиданно замаячивший на сцене, доложил, что слово предоставляется генеральному директору. Тот, взойдя на сцену, за одно только это обстоятельство снискал едва ли заслуженных аплодисментов. Терпеливо выждав пока все умолкнут и в зале воцарится внимательная тишина, генеральный произнес привычный стандартный текст, изобилующий штампами и банальностями: всех, мол, с праздничком, мы все большие здесь молодцы, компания развивается, но планы, поверьте, еще более грандиозные, вовсю к успеху идем, верной дорогой, так давайте же все будем работать еще больше, тогда все будет хорошо у нас. У кого это «у нас» директор дипломатично умолчал. Учредители во время неловкого спича довольно широко улыбались, а один из них, который самый пузатый, то и дело тыкал пальцем в сторону генерального, испуская, вероятно, по его адресу какую-то многоэтажную остроту. Несмотря на то, что речь директора совершенно не застряла в памяти, не заставила трепетать сердца слушателей, не воодушевила на жажду работы никого – того, держась условностей протокола, все-таки повторно наградили вполне шумными аплодисментами.