Зажиточных генеральских дач, устроенных усилиями защитников отечества, и домов, избранных кем-то господ, здесь почти не стояло, но они довольно сильно выделялись на фоне построек, в которых проживали, выживали и доживали селяне. Хотя несколько секций двухметрового забора с башенками вполне могли быть оценены знатоками рынка существенно дороже, чем соседствующий домик на шести сотках, со всей землей и прочей ботвой. Преобладали же обычные, брошенные на произвол судьбы заборы – мертвые изгороди… Покосившиеся, застывшие в постыдном падении, всерьез подумывающие о том, чтобы припасть к земле навсегда. Эти заборы давно уже и не помышляли о защите территории, даже и не пытались хотя бы как-то обозначить ее границы, словно крича и сигнализируя, что заходи, кто хош, брать-то здесь все равно нечего. Из-за двери, висящей на верхней петле, прорисовывается призрак – мужчина, лишь отдаленно напоминающий себя когдатошнего, окончательно спятивший от алкоголя, но всегда готовый поспешить на любую халтуру, сулящую спасительную дозу пойла. Прикуривает папиросу, но еще не успевает толком затянуться ею, как на облезлую сцену веранды выходит из себя глава семьи – его жена, и, прикрикивая, велит заняться делом: нарубить дров и протопить дом. Нет, она не злая, только уже с утра уставшая тащить на себе все хозяйство, всюду поспевать по дому, снаряжать детей в школу… Да, не такой она видела в молодости свою зрелость. Выходит, на смену женам декабристов пришли жены алкоголиков? Выходит, не оскудевает земля русская на самоотверженных, героических женщин? Декабристы некогда шли на погибель за введение в России конституции. И вот в России уже есть конституция – просто она не работает. А женщины по-прежнему работают.
В гаражах засели подростки, в который раз разбирающие и собирающие ветхий мотоцикл, уже забывший день, когда его выводили на прогулку, когда на нем последний раз пылили. Более старшие люди – отцы и деды – столпились в соседнем гараже. В них давно уже нет интереса чего-то там перебирать, смазывать, склеивать. Нет у них никаких желаний не оттого, что они снисходительные мудрецы-буддисты, просто они избрали совсем иной жизненный путь – пить. Стараясь тем самым затуманить ум, презрев свою земную стезю. Мужики еще не стары, но уже мертвы. Они разыскивают утешение на дне граненого стакана, ежедневно вливая в себя разные жидкости. Посмеиваясь над своими отпрысками, что познают богатый внутренний мир мотоцикла, которые вскоре и сами столкнутся с теми же неурядицами, что подкосили их самих. Например, с хроническим отсутствием работы, вернее, невозможностью найти ее ближе тех краев, куда ездить уже просто экономически невыгодно. И, как следствие, всегдашнее отсутствие средств к существованию – средств к самоуважению. «Настоящий мужик всегда заработает, чтобы обеспечить семейство, свозить жену на Канары…», – уверяют их эффектно расфуфыренные теледивы из башни. Мужики припоминают, что поначалу развала тоже пытались быть настоящими мужиками и заработать серьезные капиталы. Просто у них не получилось. А когда в обществе укоренилась идеология теледив, тогда мужики под гнетом порицания со всех сторон решили, что они ненастоящие мужики. И, значит, ничего не остается, кроме как криво катиться колесом под откос.