Другой обитатель дна показался из-за гаражей – озорной и бодрый дед Щукарь. В каждом селении еще есть такой дед Щукарь. Он никогда не был коммунистом, демагогом или демократом, умея обходиться без этого. Он лишь шугал воробьев, стрелял себе мелочь, поживая натуральным хозяйством. И дотянул до почтенных годов, хотя почета или звонких монет не нажил, даже став самым известным шоуменом на селе. Его обожают все, особенно бабушки, вспоминающие, как уморительно он пробовал ухаживать за ними по молодости. Те самые бабушки, которые сейчас закрывают огородный сезон, бывший не самым легким в их извилистой жизни. То дожди заливали, то жара засушила. «Худой год». Но фазенда – это дело их жизни. Не главное, нет, но последнее дело. Бабушки еще полны выдумки, энергии, и не их вина, что они не могут употребить ее на кругосветные путешествия, как это делают их немецкие и итальянские сверстницы, которых они некогда громили по всем фронтам. Их дочери, средних лет дамы, как и их мужья, зачастую пристрастившиеся к выпивке за компанию, осенью ездят на заработки в город, продавая плоды трудов бабушек. Довольно дешево, потому что в супермаркетах схожие товары выставлены еще дешевле, хотя и завезены из дальнего зарубежья – Латинской Америки, Австралии, даже Африки. Но дамы средних лет неизменно продают свой товар, делая упор на натуральность произведенного продукта, давая тем самым понять, что это качественный продукт – не Шанхай какой-нибудь.
Есть в поселке и прослойка людей, пребывающих в поиске, еще ищущих: рыщущих по лесам в ожидании грибов. Не городских – психотропных, а таких как подберезовики и подосиновики, хотя бы и опята. Кое-кто, правда, занят в этом ремесле не для того чтобы зажарить результаты собирательства с картошечкой или засолить до лучших времен, а ставя целью сбыть с рук на платформе поскорее да подороже. И на вымученные средства приобрести бутылку успокоительного горячительного, чтобы на время снять с себя все вопросы или забыть ответы.
Если осмотреть поселок взглядом извне, первым взглядом, непривычным, то можно, чего уж там, просто, скажем прямо… оторопеть. Взгляд изнутри же обычно прилизывает пространство, не склонен к самокритике, он свыкся с разрухой, уже принимая все за норматив. Подумаешь – грязно, дряхло, безнадежно, а так везде: за много верст по округе. То есть все нормально. Бывает еще хуже! И относительно того хуже, все не только нормально, но даже и хорошо! Хотя свежим взглядом видится, что здесь произошла чудовищная катастрофа. Ее хитрость в том, что она произошла не вдруг, не в одночасье, а тихой сапой поступательно расшатывая алкоголем и безработицей некогда приличный поселок. Поселок не сгорел за раз дотла, он все еще тлеет. И это не удивительный поселок – таких тысячи тысяч по стране. Конец света здесь уже настал. Настиг поселок под видом реформ и благодетельных перемен. Выжившие, уцелевшие после апокалипсиса, влачат какое-то существование, все дожидаясь окончания реформ. Им только забыли сообщить, что реформы уже успешно завершены. И теперь стоит рассчитывать только на себя. Быть сильным, смелым, счастливым – и тогда все получится. Не получилось? Ну, это вы зря…
Такие вот концы света пронеслись по селам, поселкам, деревням. Без использования коварных комет и циничных цунами…
Ребята добрели до дядиного дома, расположенного почти у самого леса. Дяди не было дома, но зато была тетя, накормившая отменными пельменями ручной сборки, навеявшими подзабытое послевкусие из далекого детства, в котором еще не было полуфабрикатных пельменей массового производства. Дядя, хитрец, подоспел аккурат к ужину – знает время. Родня Дениса принимала гостей радушно. Дядя почти не пил, зато сыграл на гитаре несколько достойных русских романсов. Никите подумалось, что на таких людях здесь еще что-то и держится… А в целом отдохнули славно: в первый вечер затеяли шашлык, устроив праздник животу – иногда можно. Второй вечер пребывания справили баньку, где попарились, пообщались. Что обсудить, что приятно, нашлось. Подверглись анализу и общемировая болезнь роста индустриализацией, и внутренняя и внешняя политика России на стыке веков, и вопросы гниения культур в мультикультурном сообществе. Не обошлось, конечно, и без воспоминаний о дядиной молодости. В том числе в контексте поселка…
По его словам в недалеком прошлом поселок считался перспективным и фигурировал во многих программах развития. Уже закладывались фундаменты больших жилых домов, поговаривали о строительстве второго совхоза, об учреждении лесоперерабатывающего предприятия. Не Нью-Васюки, конечно, но дух захватывало. Но вместе с развалом прошлой империи почему-то рухнули и все затеи… За поступательным ростом последовал мгновенный упадок. Второго совхоза так и не построили, а тот, что считался первым, стал последним – угас. Молодежь, не прощаясь, бежала в города. Многие из дядиных друзей, еще недавно застенчиво выпивающие по большим праздникам, не сумели освоиться в новых реалиях, спивались не по дням, а по часам. Запрыгивали в могилы, сами же подготавливая почву. Кое-кто подался в лесной криминал в надежде на легкую и быструю наживу, но для большинства это закончилось плачевно и печально. А для тех, для кого все закончилось якобы хорошо, так у тех теперь руки по локоть в крови. И их ждет, дай бог, суд почище Верховного.