Стоило Никите появиться у аудитории, как ему поспешили сообщить, что можно не спешить. К экзамену он, как и ряд других персон, все равно не подпущен. Ведь в течение всего семестра нужно было сдавать креативные работы теоретически-практического свойства, а без их сдачи Зинаида Захаровна к экзамену все равно никого не пущает. А где можно получить эти задания!? У самой Зинаиды Захаровны, после экзамена… где же еще… отвечали ему знающие люди… Никита огорчился, еще даже не подозревая, что впереди его ждут куда более вязкие и густые испытания. Теперь предстояло высиживать в коридоре, посматривая, как студенты младших курсов шныряют по тем же коридорам в поисках различных преподов, которые в сессионные деньки всегда умели превращаться в неуловимых мстителей. Когда экзамен, где Никита и другие такие были чужими на празднике жизни, подошел к концу, и девочки-отличницы выходили с практическими четверками, ставящими крест на надеждах о красном дипломе, Никита и прочие нерадивые студенты обступили Три Зэ с вопросительными и растерянными лицами – че делать то? Та, бросив на них неприязненный и брезгливый взгляд, доложила, что «деточки мои», рассаживайтесь-ка по партам, доставайте карандаши и записывайте домашнее задание. И пока не будет сдадено, никакого вам праздничного последнего экзамена не видать как своих ушей.
Последующие дни стали настоящим томлением уха и для Никиты, и для тех других плохих парней и дурных девочек, которые не ходили на лекции Три Зэ. Теперь Никита с остервенением вырезал и наклеивал на ватман какие-то коллажи, рисовал фломастером на альбомном листе первую газетную полосу, выискивал в классике через интернет иллюстрирующие цитаты, то есть занимался какими-то абсолютными безумствами и сумасбродствами, полезными, в представлениях Зинаиды Захаровны, для молодых и таких неокрепших умов. В этих терзаниях сознания и загнанностях рассудка прошли три дня и три ночи, а времени до 1 февраля, когда был намечен день последний для сдачи сессии и выхода на практику, оставалось чудо как мало. А тут еще просочился слух, что в этом году универ, оказывается, проходит переаттестацию, а потому могут вполне реально выгонять, так как выпускающихся по специальности получается даже больше, чем следовало бы по статистике…
В итоге Никита путем былинного самоотречения сготовил домашнее задание и направился плутать в поисках Три Зэ. В деканате ему выдали, что ее сегодня, может быть, и не будет тут совсем, даже вернее всего, но все же и не так чтобы наверняка. После полуторачасового ожидания Никита вдруг заметил издали контуры Три Зэ. И даже, кажется, впервые в жизни им обрадовался. Та же ему не обрадовалась нисколько, разве что где-то очень глубоко в душе, но если и так, то виду не подавала. И бегло просканировав работы, над которыми Никита изнемогал три дня и три ночи, сухо заметила, что, конечно, все сделано крайне лубочно, но принимая во внимание некий цейтнот, все-таки и так сойдет. И неожиданно попросила Никиту предоставить зачетку, где поставленным движением руки вывела «удовл.» и чирканула автограф. Так Никита сдал последнюю в своей жизни сессию! И все стало хорошо!..
Если бы! «Все стало хорошо» – этот сюжет отчаянно выбивался из ткани Никитиной жизни… Придя в деканат и сдавая зачетный лист, Никита поинтересовался, что делать дальше и куда ему теперь идти на практику… Ах, как он мог забыть, что нужно ведь еще сдавать преддипломный курсовик… И хотя он еще в сентябре успел утвердить тему, но совсем запамятовал, что для допуска к практике нужно еще получить добро дипломного руководителя, подтвердить свою адекватность и уровень, сдав курсовик-прообраз диплома… Эх, сколько же сложностей развели в этом образовании, подумалось ему! Неимоверными хитростями Никита разыскал свою дипломную руководительницу совсем в другом корпусе, а та обнадежила, что курсовик ей нужно притащить завтра с утра, до полудня и ни минутой позже. Правда, по всем нормативам его надлежало сдать на кафедру еще в конце декабря…