Переводчица выглядела неуверенной, даже испуганной… Глаза ее были широко распахнуты, как будто от ужаса, иногда даже казалось, она вот-вот сиганет к двери и скроется за ней… Может быть, она неопытная, начинающая? Наверное, редко бывала в такой официальной обстановке, не встречала мужчин, одетых так элегантно, как заграничные повара? Или ее пугает интерьер, смахивающий на колдовскую лабораторию: стерильность, колбы с притертыми пробками, содержащие разноцветные вещества, громоздящиеся шпалерами от пола и до потолка, полные неведомых вкусов?
Крапивин рассказывал про сегодняшний день ресторана, про меню… Все колбы, что громоздились справа, оказались полны соусов и маринадов к зразам. Хозяин предложил гостям протестировать фирменное блюдо и приправы, повара радостно согласились. Переводчица протестировала только один помидор шерри.
Так интересно прошел вечер. Да только некоторые из рестораторов заметили, что гостеприимный хозяин так и не посвятил их в концепцию громоздящихся слева колб… С тем и ушли. За прочными стенами «Зраз» лютовала ноябрьская осень. Ветер, слякоть. Гости шлепали по лужам – к ожидающим их такси. А переводчица ждала автобуса.
Степан Павлович выбежал следом за своими знатными гостями. Они обернулись, заулыбались, уже протянули руки для рукопожатия, но ресторатор метнулся в сторону и пропал во тьме. Он прибежал на автобусную остановку, где мерзла переводчица.
– Я подвезу вас? – предложил он. И, видя ее нерешительность, добавил, – автобус все равно не придет.
– Почему автобус не придет? – встревожилась она.
– Да, понимаете, он провалился… – на Крапивина-младшего снизошло вдохновение, – там лужа образовалась за углом… Яма, провал почвы, ну, обычное дело, знаете… И автобусы все туда провалились…
Переводчица смотрела на него по-прежнему широко открытыми от ужаса глазами.
– А люди?
– По дороге расскажу! – Крапивин побежал за своей машиной.
Переводчица жила в Кузьминках, в старой, уже посеревшей и пожелтевшей, панельной девятиэтажке. Дом походил на черствую вафлю. Крапивин остановил машину у подъезда, переводчица принялась рассыпаться в благодарности. И тогда он протянул ей пакет. Он туда положил несколько блюд ресторана в пластиковых контейнерах.
– Возьмите, пожалуйста. Одного помидорчика шерри недостаточно для ужина.
Переводчица приняла строгий вид учительницы.
– Почему вы… меня угощаете?
– Вы истощенная. Не обижайтесь, пожалуйста.
Она смотрела недоверчиво. И вдруг улыбнулась.
– Вы – серьезно? Вам не нравятся стройные женщины?
Неужели она умеет воздушничать? Как же ответить, чтобы не испугать, не задеть?
– Не знаю. Вот про вас знаю, вы – очаровательны. Но такая худышка… Щепочка. Страшно за вас.
Она взяла пакет с видом удивленным и даже ошарашенным, и вдруг заплакала. Всхлипывая, она приговаривала: «Щепочка, щепочка…»
Крапивин испугался, не обидел ли он ее, но она объяснила, что о ней уже много лет никто вот так не заботился, с тех пор как не стало родителей. Она немного успокоилась, опять принялась преувеличенно благодарить, поспешно попрощалась и пропала в подъезде.
С тех пор Степа напряженно думал, как бы снова увидеть эту необычную обитательницу черствой вафли. И надумал пригласить к себе в ресторан переводчицу Марину Дмитриевну Малинкину, как он это сделал в первый раз, через агентство.
Официантка Ксюха, шустрая девушка, хорошенькая, но немного резкая, выглядывала из кухни. Степан Павлович ужинает с женщиной при свечах! На это стоило посмотреть! Ксюха думала, он к ним равнодушен настолько… ну настолько, что даже неприлично сказать, разве что когда куришь на улице с Илюхой, помощником повара, и прочими… Они тысячу раз уже обсудили, какой босс странный… Другой бы на его месте уже владел этим рестораном. Все знали, что Павел Степанович отдаст Степе «Зразы» целиком, и руководство, и доход, между прочим, прямо сейчас отдал бы, но ждет, когда сын повзрослеет и «остепенится». Крапивину-младшему уже за тридцать, и скоро даже сорок, но для Крапивина-старшего он все еще подросток – пока не женился, да на такой, которая тоже внушала бы папаше доверие… А Степан Павлович – увалень. Любит сладкое, и предпочтение это проступает во всей его фигуре… Женщин стесняется, сторонится. Как же он женится? – переживал персонал, Илюха с Ксюхой и прочие.
И вот теперь Степан Николаевич закрыл целый зал, самый красивый, чтобы публика не мешала, и устроил тет-а-тет. И ради кого? Что за цаца такая? Выглядит – серой мышкой. В юбке и блузке, какие носят учительницы. Сидит на краешке стула, поза напряженная. Говорит скованно.
– Что я должна переводить?
Босс в растерянности оглядывается кругом. Берет бутылку вина со стола, указывает своей цаце на этикетку с иностранной вязью.
– Вот это!
Цаца серьезно взялась за дело!
– Простите, этого языка я не знаю. Это не английский, не французский, не итальянский… Нет-нет, простите… Наверное, я не смогу вам помочь… Простите, что отняла время…
Цаца вознамерилась улизнуть, встала и схватила свою куртку.
– Илюха, Илюха, сюда, – зашептала Ксюха. Помощник повара выглянул из-за ее плеча.
Несчастный босс разглядывал свою глупую бутылку.
– Вы правы. Это же по-русски написано!
Цаца ахнула. Подбежала. Оба склонились. Изучают. Читают хором: «Цимлянское Вино из погреба “Пересвет-заря”, 1888 год».
Босс воодушевлен успехом.
– А теперь переведите мне вот это! – начальственно так.
Подает цаце перевернутую пустую тарелку. Та с тарелкой в руках обреченно садится на свое место. Вздыхает.
– Вы все это нарочно подстроили, да? Ну и что мы теперь будем делать?
Босс с гордостью берет один из салатников.
– Попробуем вот это!
Цаца едва пробует. А босс отбирает у нее ложку и норовит полную запихнуть ей в рот, полный улет!
Ксюха хихикнула, Илюха схватился за голову – чуть не проворонил момент, босс велел после салата нести основное блюдо, поросенка с яблоком во рту. Вручил поднос Ксюхе, та торжественно потащила.
Подала. И тут эта цаца вытворила такое! Она закрыла лицо руками, потом уронила голову себе на колени, и застыла, вот так вот скрючившись. Босс всполошился, стал бегать вокруг, кричать, звать, обмахивать салфеткой.
– Марина, что с вами? Вам плохо? Марина, отзовитесь!
– У него яблоко во рту… – промямлила эта цаца.
А босс залепетал:
– Ну конечно, это особый поросенок! Он приготовлен по рецепту помещика Троекурова! Я старался для вас! Это вкусно, уверяю вас! Честное слово, это, должно быть, самый вкусный из всех приготовленных мною поросят!
– Я все понимаю… Но яблоко во рту у мертвеца… Это надругательство… – и Цаца застонала.
Босс сделал знак унести блюдо. Ксюха с восторгом унесла, а представление меж тем продолжилось, и они с Илюхой подсматривали из кухни, давясь смехом.
– Марина, мертвеца больше нет! Не бойтесь! – лепетал босс.
Наконец Цаца оторвала руки от глаз, вся заплаканная.
– Понимаете, я вегетарианка, – промямлила виновато, – и я никогда не была в ресторане… В качестве посетителя.
Босс уселся рядом, взял ее руку в свои, серьезно кивнул, и произнес ну очень сочувственно:
– Да, понимаю.
И цаца заулыбалась.
– Простите меня. У меня нервы расшатаны. Я понимаю, вы для меня старались… А я… – и опять всхлипнула, – я обидела вас за это!
И снова в плач. Босс серьезно осведомился:
– Чем вы питаетесь?
– Люблю крекеры с чаем…
– Марина, я тоже люблю крекеры, – вот ловкач! – И, даже, должен признаться, давно думаю о том, что нам стоит сменить вывеску… И может быть, даже направление – на вегетарианское…
– Вывеска ужасна – если хотите правды! – вдруг заявила цаца, – ваш гость, ощущает себя так, как будто здесь его встретят заразы и занозы!
Высказалась! Как только у босса глаза на лоб не вылезли от такого поворотца? Ксюха с Илюхой долго ржали.
Многое они знали про Степу, да вот только суть его открытия в кондитерской области была для них тайной за семью печатями. Степа был доверчив, и все же главное он никому не рассказывал… А открытие состояло в том, что… только пока никому не рассказывайте, ладно? Степа понял, что если что и портит сладости, так это сахар! Из этого открытия выходил главный закон кондитера: не пересласти. К сожалению, в основном кондитеры не были искусны. Они варварски переслащивали. И если бы не эта фальшь, не было бы на свете ничего вкуснее сладостей. Именно они – вершина кулинарного искусства, недаром называются десертами и подаются на десерт. Совершив открытие, Степа сделал несколько изобретений: он создал некоторые совершенные сладости. Начало положили цукаты, радость его души. Яркие маячки будущих свершений.