Выбрать главу

Урсула рассказала конструктору о событиях на трамплине в тот роковой день. Все думали, что он решил покончить жизнь самоубийством, вырядившись в экзотический костюм, чтобы стать частью общины хотя бы в загробной жизни. Когда он спрыгнул с края, пропали всякие сомнения. Но каково же было удивление толпы, когда они увидели, что Кори поймал восходящий поток воздуха и воспарил над равниной! На площадке творилось что-то неописуемое. Рика освистали. Мона пыталась защитить его. Оба были так растеряны, что совершенно не знали, как поступить.

– Как тебе удалось перехватить меня? – Кори разглядывал изумрудные глаза Урсулы.

– Я почуяла неладное, еще когда ты стал разворачиваться, – призналась она. – Пока остальные стояли, разинув рты, я решила полететь следом за тобой. Потом твое правое крыло лопнуло. Я думала, что не успею.

– Понятно, – протянул Кори.

– Многие восхищаются тобой, Кори. Никто уже не смеется. Ты доказал, что умеешь летать.

– Ты тоже так думаешь? – грустно улыбнулся конструктор.

– Я всегда это знала.

Кори посмотрел на Урсулу, как странник, взобравшийся на горный хребет, с которого ему открылся вид на новую страну. Кори и раньше знал эту девушку, но сейчас черты ее лица, ее коротковатая неряшливая прическа, чуть неправильные пропорции тела, зеленые глаза обрели новую глубину. Оказывается, ее крылья имели очень редкий кремовый оттенок. Урсула отвернулась и поспешно ушла.

Пару раз его навещала Мона. Приносила нектары и фрукты, сидела на краю постели и рассказывала ему новости из города. Говорила юноше, что он совершил храбрый поступок, и все считают его героем, и она тоже. И даже Рик признает свою ошибку. Кори слушал, кивал, тихо отвечал на вопросы и смотрел на Мону, пытаясь уловить перемену, произошедшую с девушкой, которой он так восхищался. Ее красота, манеры и этот мягкий певучий голос оставались с нею по-прежнему, но что-то в образе Моны поблекло, как будто шедевр живописи утратил объем и превратился в плоский набросок дилетанта. Она стискивала ладонь Кори, а он смотрел на это и не понимал, что происходит. В былые времена, он отдал бы полруки за то, чтобы прикоснуться к Моне, но сейчас слова рыжеволосой красавицы не задевали ни одну струну в его душе.

Время шло. Кори поправлялся. Молчаливая Урсула продолжала исполнять свой долг, и между ними образовалось нечто вроде негласного союза. Один знал, что хочет второй, и они угадывали желания друг друга без слов. Лекарь, навещавший юношу, уже не так бранился, но обнаружил кое-что любопытное, о чем незамедлительно сообщил Кори.

– Как такое возможно?

– Не знаю, – пожал плечами лекарь. – Феномен. Парадокс. Называй, как хочешь.

Ошарашенный, Кори попросил сохранить это до поры до времени в тайне. Старик обладал тем, что называется житейской мудростью, поэтому согласился без возражений.

За неделю до выписки Урсула перестала приходить к Кори.

– Моя помощь тебе больше не нужна, – просто сказала она. – Да и основной работы хватает. Нам надо бы… переждать.

Они смотрели друг на друга из разных углов комнаты. Тянулись минуты.

– Это будет самая долгая неделя в моей жизни, – признался Кори.

Урсула впервые за все их знакомство улыбнулась – робко, по-детски.

– В моей тоже.

Очень хотелось выдать свой секрет, но что-то, наверно, осторожность, заставляло его молчать.

По просьбе Кори ему принесли то, что осталось от планера. Юноша смотрел на покореженный аппарат, перебирал элементы каркаса, которые знал так хорошо, что будь он слепцом, то смог бы собрать на ощупь точную копию первого планера. Ткань правого подкрылка была разорвана по диагонали, лохмотья беспомощно стелились по полу. Планер напоминал птицу с перебитым крылом, обреченную остаток жизни пригибаться к земле.

Кори нашел жилище Урсулы в западной части города-скалы, там, где краснели гранитные камни, а небо на их фоне становилось насыщенно голубым. Оно по-прежнему манило к себе. Звало.

Кори поднимался по галерее и смотрел вниз, на ряды черных круглых отверстий в горе, служивших входом в ниши людей-птиц. Кто-то постоянно влетал или вылетал оттуда, хлопая крыльями. В отдалении, на нижних пандусах дети учились летать и неловко трепыхались в воздухе под руководством взрослых. Амфитеатр спереди оккупировало старшее поколение. Эти больше сидели сиднем да перепрыгивали с места на место, точно вороны. Кори постоял так и понял, что все-таки любит это место, свою неблагодарную родину.

– Здравствуй, – навстречу ему в белой тунике вышла Урсула. Ее лицо сияло. Перемена в ее внешнем виде потрясала. Кори смотрел на нее и, не в силах вымолвить ни слова, крепко обнял девушку. Потом взял за плечи, повернул к себе спиной…

– Зачем…

– Слушай, – решительно и твердо сказала Урсула. – Я долго думала и поняла, что нас может разлучить только одно. Я прекрасно знаю, что назад дороги нет и если сделать это, я останусь такой на всю жизнь. Но это мое решение. Отныне я такая же, как ты и теперь мы будем вместе.

Кори смотрел на два красных пятна, проступающих под бинтами на лопатках Урсулы, смотрел со слезами на глазах и не знал, что делать.

Не знал, как сказать своей возлюбленной, что у него растут крылья.

Леонид Шифман

Легенда

Полу Шелдону с глубоким уважением.

– А это наша достопримечательность, – сказала Анна. Пластиковый веер с шумом сложился и, превратившись в указку, последовал за рукой девушки.

Я аккуратно подсунул ладонь под миниатюрную ладошку Анны и демонстративно начал разглядывать ее изящную руку. Нежный золотистый пушок, не далеко убежавший от запястья, поблескивал на фоне оливкового загара, выдававшего ее пристрастие к футболкам.

Анне восемнадцать. Несмотря на большую разницу в возрасте, она приходится мне двоюродной сестрой. Ее отец – мой дядя – всего на семь лет старше меня. Я лишь накануне впервые увидел их.

– Не моя рука достопримечательность, а заброшенная ферма Уоллеса, – со смехом сказала Анна, но руку не убрала.

– Заброшенная ферма? – машинально переспросил я, думая совсем о другом. В моем утомленном перелетом через океан и разницей во времени сознании звучала мазурка Шопена, и мне захотелось приобнять Анну за талию, но... Все-таки хорошо иметь красивую жену: вовремя вспоминаешь о ее существовании.

Я с трудом оторвал взгляд от девушки и посмотрел в указанную сторону. От греха подальше я отпустил ее руку.

За покосившимся деревянным забором, из последних сил сдерживавшим натиск кустов одичавшей малины, сквозь достигшие человеческого роста лопухи виднелась обвалившаяся крыша ветхого строения. К нему вела еле различимая в траве дорожка, берущая начало от калитки, готовой, казалось, рухнуть вам на ноги от первого прикосновения. Мы не стали рисковать.

– Лет двадцать назад эта ферма принадлежала некоему Уоллесу, и о нем и его ферме имеется красивая легенда.

– Легенда? При этом слове в моем воображении встает замок, башни с бойницами, привидения, череп, Шекспир и великая страсть.

Анна снова рассмеялась.

– Но вы же не в Англии. Америка! Мы тут замки не разваливаем!

Стопроцентная американка, подумал я.

– Что же касается великих страстей, то в нашей легенде их сразу три, – продолжила кузина, сделав ударение на «нашей».

– Ого!

– Великая любовь, великая ненависть и великая месть.

– Полный джентльменский набор. Ты расскажешь мне эту легенду?

– Я бы могла вам ее пересказать, но этого не следует делать.

Мне с трудом удалось отучить Анну от старомодного «сэр», но заставить ее обращаться ко мне на «ты» я не преуспел.

– Почему же это? Я обязуюсь держать язык за зубами.

– Нет же, тут нет секрета. Просто я не смогу это сделать, как Эжен Крумье.

– Эжен Крумье? Кто это?

– Писатель. Журналист. Местная знаменитость. Его особняк находится рядом с нашим. Он иногда по-соседски заглядывает к нам выпить стакан чаю и немного поболтать.